Иран, Турция, кто третий?

Одним из важнейших факторов, которые будут определять направление и динамику развития ситуации на Ближнем Востоке, является взаимодействие региональных стратегий Анкары и Тегерана. Действительно, Иран и Турция пришли к прямому соприкосновению практически по всему региону: Сирия, Левант, Ирак, Кавказ, Залив, Красное море, даже Каспий и Средняя Азия — везде Тегеран и Анкара имеют свои стратегические интересы, делают ставки, закладывают основы долгосрочных политических и/или экономических проектов. Впору говорить о том, что две древние империи — Персидская и Турецкая — возрождаются и приступают к разделу сфер влияния. О том, что ось Тегеран-Анкара должна стать одной из несущих конструкций будущей региональной архитектуры, мы писали неоднократно. Нынешнее ослабление Израиля подтолкнуло Турцию и Иран к экспансии, которая очень быстро поставила их друг напротив друга. Они еще не успели создать механизмы регулярного управления своим взаимодействием, во всяком случае на официальном, политическом уровне (на уровне спецслужб соответствующая работа, наверное, ведется). Поэтому скорейшее формирование таких механизмов является настоятельной необходимостью: только они могут обеспечить достаточную степень стабильности и предсказуемости, без чего риски возникновения конфликтов неоправданно велики. Первые «прототипы» механизмов ирано-турецкого стратегического взаимодействия были созданы достаточно давно. Речь идет об «Астанинской тройке» (Россия, Иран, Турция) по Сирии, а также о формате «3+3» для Южного Кавказа (Армения, Азербайджан, Грузия + Россия, Иран, Турция). Действительно, Сирия и Кавказ были первыми зонами, где интересы Тегерана и Анкары столкнулись и где им необходима была помощь для предотвращения конфликтов. То есть третья сторона, которая выступила бы в роли посредника и гаранта, взяв на себя часть ответственности. И в Сирии, и на Кавказе такой третьей стороной стала Россия. Не углубляясь в оценки результатов той работы в трехстороннем формате, достигнутых за прошедшие годы, подчеркнем: формирование треугольника Анкара-Москва-Тегеран стало большим успехом российской внешней политики и дипломатии. Это, в частности, позволило существенно обновить, развить и упрочить позиции нашей страны в регионе, создать новые системы связей и влияния, эффективно адаптировать свою стратегию к динамике развития ситуации. Однако сегодня характер и масштабы задач, которые решают Турция и Иран, качественно иные. И если Россия не хочет потерять свое место в создававшемся её же усилиями треугольнике — а это стало бы серьезным поражением, — ей необходимо выработать новую стратегию в отношении ирано-турецкого ближневосточного дуэта. Первое и главное, что следует учитывать при выработке такой стратегии, — факт, что Тегеран и Анкара отныне считают себя полностью самостоятельными, ведущими игроками на региональной арене, полноценными субъектами — и, безусловно, являются ими. Главная цель, вернее, ценность, которая объединяет их, — это сохранение своего суверенного статуса, своей субъектности. Пример Израиля более чем наглядно показал, что случается с государством, утратившим свою субъектность (несмотря на наличие атомного оружия, кстати) и оказавшегося перед лицом экзистенциального кризиса. Отсюда вывод: Турция и Иран заинтересованы в том, чтобы их соперничество не ставило под угрозу их статус. Это означает, что они не будут стремиться унизить или уничтожить один другого; напротив, они нуждаются друг в друге. Каждый из них станет настаивать не только на собственном статусе полноценного субъекта, но и на сохранении такого же статуса за своим визави. Их взаимодействие будет направлено на то, чтобы поделить зоны влияния в регионе, причем с таким расчетом, чтобы в итоге вышла «ничья», и ни один не получил доминирующего преимущества. Добиться этого можно в ходе торга, который будет вестись по всему периметру соприкосновения двух «империй». В этой ситуации возможны самые разные варианты «ассиметричных» разменов: к примеру, уступка на Кавказе в обмен на ответную уступку в Заливе или Красном море и т.п. Важнейшим условием такого торга будет недопущение до участия в нем никого постороннего, третьего. Все должно быть поделено исключительно между Анкарой и Тегераном. Отсюда — второй вывод: Турцию и Иран объединяет и стремление свести к минимуму участие внешних игроков в региональных процессах. Однако без внешних, третьих сторон не обойтись. И тут надо понимать, какую роль им готовы были бы отвести две региональные державы. «Третий» может играть роль свидетеля, столь необходимого в ходе торга: он должен «легализовать» его итоги. Возможна и роль арбитра, к которому можно обратиться в спорном случае. Наконец (не надо забывать, что речь идет о Востоке), «третий» также может быть «кинжалом за спиной», неким мощным внешним ресурсом, который нужно иметь «на всякий случай». В прошлом все три этих роли в подобных «восточных сюжетах» очень успешно играла Британия. В этом, вероятно, и кроется секрет эффективности ее имперского правления: такое амплуа позволяло полностью контролировать действия главных акторов и управлять ими. Так, в любом противостоянии двух сторон Британия была «кинжалом за спиной» каждого из участников. Это была монопольная позиция, которую британцы защищали как зеницу ока, не допуская появления других претендентов на роль «третьего». Сегодня ситуация в мире совершенно иная, и претендентов, способных (и, безусловно, желающих) быть третьей стороной во взаимодействии Турции и Ирана, несколько. Это — ведущие глобальные силы: США (плюс Британия), Китай, Россия. Попробуем оценить их шансы на роль «третьего» — притом, что ни один из них не может стать в этом монополистом. Кто готов воспринимать Турцию и Иран как полноценных субъектов? Россия и Китай. За Америкой тянется длинный шлейф прямого вмешательства в дела региона. Никто — и прежде всего сами американцы — не поверит, что Вашингтон способен видеть в ком-то равного себе: в американской картине мира субъектом может быть только Америка. Москва же и Пекин исходят из совершенно другой парадигмы — многополярности, то есть множественности субъектов. Конечно, в их системе координат далеко не каждое государство может претендовать на статус суверенного субъекта, но Турция и Иран таковыми, вне всякого сомнения, являются. Кто может играть роли свидетеля и арбитра? До последнего времени это место было занято США. Но по мере того, как стратегический фокус Вашингтона стал смещаться в Азиатско-Тихоокеанский регион, значимость Америки в этой сфере неуклонно снижается. Бесцельное разрушение Ливии и Ирака, бесконечное и безрезультатное присутствие в Сирии, полный провал афганской эпопеи, беспомощность во время «арабской весны», — все это обнулило некогда непоколебимую веру в то, что только США имеют право легализовать региональные балансы сил и интересов. Неслучайно американская политика на Ближнем Востоке приняла форму «сделок», которые Вашингтон старается «продать» на местном рынке: «ядерная сделка» Обамы, «сделка века» Трампа... Но на рынке всем известно: тот, кто предлагает сделки, не может быть свидетелем и/или арбитром. На эту роль выдвигается Китай: в Пекине были подписаны документы о нормализации отношений между Саудовской Аравией и Ираном, здесь же недавно прошли переговоры между ФАТХ и ХАМАС по вопросам формирования нового палестинского правительства. Это — вполне весомые свидетельства роста доверия к КНР со стороны ближневосточных игроков; в регионе не ждут от китайцев подвоха, попыток давления, вмешательства и т.п. Поэтому логично было бы ожидать, что Китай окажется в состоянии выступить в качестве третьей стороны в формировании механизмов взаимодействия между Турцией и Ираном. Главы МИД Ирана, Саудовской Аравии и Китая пожимают друг другу руки во время встречи в Пекине, апрель 2023 года. Фото: Reuters Что касается России, то ее потенциал представляется для этого недостаточным. В отличие и от Китая, и от США, РФ не располагает широкой и прочной сетью повсеместного присутствия в регионе, не стала неотъемлемой частью местного ландшафта (прежде всего экономического, финансового). Но тем не менее в некоторых частях Большого Ближнего Востока наше присутствие и влияние неоспоримо, и там мы можем — и должны — бороться за то, чтобы важнейшая роль свидетеля и арбитра ирано-турецких сделок принадлежала именно нам. Речь идет, в частности, о Сирии, Закавказье, Каспии, отчасти — Средней Азии (в этом регионе уже слишком сильны позиции КНР, и тут Россия уже не сможет контролировать ситуацию без обязательной координации с Пекином). В целом возникает ощущение, что для России было бы целесообразно выработать совместную с Китаем рамочную стратегию для Большого Ближнего Востока, которая предусматривала бы обеспечение российско-китайских гарантий стабильного развития отношений между Ираном и Турцией. Такая перспектива вполне встраивается в логику сопряжения российского и китайского евразийских проектов и могла бы позволить органичную интеграцию в этот процесс этих двух важнейших евразийских держав. Наконец, кто может быть «кинжалом за спиной» Анкары и Тегерана? Китай ни в коем случае не согласится быть чьим-либо «кинжалом», выступать гарантом безопасности других суверенных игроков, по сути — брать на себя риски чужих действий. Так что КНР в данной роли даже не рассматривается. Для Турции, казалось бы, совершенно очевидным партнером является НАТО. Но не все так однозначно. Ведь блок предоставляет гарантии безопасности при внешней агрессии на суверенную территорию своих членов, но не поддержку при угрозах их «зонам влияния». Это означает, что в действительности Турции нужны иные механизмы, а именно: вне-натовские соглашения о совместных гарантиях безопасности в ближневосточном регионе. Можно полагать, что подобные соглашения уже разрабатываются: в частности, с Британией и, вероятно, с ЕС. Но — не с США. С одной стороны, Вашингтон вряд ли готов втягиваться в новые ближневосточные авантюры по милости турок, а с другой стороны, после того, что произошло с Израилем, Анкара едва ли может рассматривать США в качестве надежного партнера. Что касается Ирана, то он, по-видимому, очень надеется сделать своим «кинжалом» Россию (тем более, что никого другого на эту роль не просматривается). Не исключено, что иранские пожелания на эту тему являются одним из важнейших элементов стратегического документа, который готовится Москвой и Тегераном вот уже не один год и никак не дойдет до подписания. Если это так, России следовало бы в полной мере использовать эту ситуацию: опираясь на отсутствие у Ирана выбора, максимально дорого продать ему свои гарантии. Например, добиться от Тегерана практической помощи в создании надежной и достаточно широкой сети военного присутствия России в регионе. Ведь советские базы в Аравийском море и на Африканском Роге утрачены. Пока эти потери не будут восполнены, Москве непросто обеспечивать необходимый уровень своего влияния на Ближнем Востоке и в сопредельных регионах. Понятно, что получить базы на иранской территории невозможно (негативный опыт в начале сирийской кампании имеется). Но у ИРИ есть близкие союзники, с которыми он мог бы договориться... США и Китай имеют свои базы здесь, Россия же, не имея таковых, никак не сможет выступать в качестве гаранта иранских интересов. Однако роль «кинжала» крайне опасна: она несет в себе огромные риски оказаться втянутым в чужую игру против своей воли. И Иран — весьма ненадежный союзник. Тегеран не станет советоваться с Кремлем, принимая какие-либо решения, в том числе те, что могут повлечь за собой конфликт. Поэтому стратегическое соглашение, о котором шла речь выше, должно предусматривать четкие положения, гарантирующие Россию от обязанности участвовать в любых авантюрах Тегерана. Какими могут быть контуры российской стратегии в работе с ирано-турецким дуэтом? Во-первых, необходимо сохранить и вдохнуть новую жизнь в Астанинский формат, активизировать взаимодействие на Кавказе. Как минимум, на этих направлениях Россия не должна допустить, чтобы Турция и Иран остались один на один — в этом случае они смогут решать свои проблемы за счет российских интересов. Сохраняя контроль над этими точками, Москва сможет сохранить и возможности влияния на «большой торг» между Анкарой и Тегераном. Во-вторых, нужно вести дело к созданию новых возможностей для применения тройной формулы Турция-Россия-Иран. Например, речь может идти о ближневосточном «аналоге СБСЕ» — многостороннем формате, занимающемся обустройством региона по итогам нынешнего кризиса в Газе. В рамках такой структуры Анкара, Москва и Тегеран могли бы создать собственный механизм консультаций и согласования интересов. В-третьих, следует выделить Большой Ближний Восток в особое направление российско-китайского стратегического взаимодействия и координации действий. Нужно всегда помнить, что турки и персы — искуснейшие дипломаты и они будут использовать любые возможности для противопоставления интересов Пекина и Москвы. Этого допускать нельзя. Источник