Фарс в трёх актах с мытьём полов: телеведущая ответила Цискаридзе новым декольте
В предновогодней суете, когда обычные люди думают, как оплатить коммуналку, закрыть кредиты и накрыть праздничный стол, высшее общество занято вопросами куда более возвышенными. Нет, не поиском смысла бытия или тонкостей партитуры нового балета. Гораздо важнее: что надеть в Большой театр и в какой позе фотографироваться на его бархатных барьерах. Этой высокой миссии посвятила себя ведущая «России 24» Мария Григорьева, невольно став главной постановщицей сезона — драмы под названием «Платье против принципов».
Акт первый: Грехопадение в кружевах
Героиня, облачённая в полупрозрачные ткани, проникла в святая святых — зрительный зал. Но просто насладиться искусством показалось ей скучноватым. Куда выразительнее оказалось запечатлеть себя на снимке в стиле «томная невольница на бортике ложи». Фотосессия, как водится, стала достоянием общественности, вызвав священный трепет у одних (перед смелостью) и священный ужас у других (перед падением нравов).
Акт второй: Гнев божества
Тут-то на сцену дискуссии и вышел он — ректор Академии русского балета Николай Цискаридзе. Увидев снимки, мэтр не просто осудил, а вынес художественно-педагогический вердикт. Он предложил не банальный штраф или извинения, а нечто куда более одухотворённое: исправительные работы. А именно — две недели мытья полов в Большом театре. Видимо, чтобы через физический труд, соприкосновение с паркетом, по которому ходят балерины, провинившаяся душа познала суть театральной аскезы и очистилась. Рекомендованная для чтения книга «Мозаика. Балет. Щелкунчик» должна была стать теоретическим сопровождением к этой моющей практике.
Казалось бы, финал предрешён: героиня в слезах раскаяния, с тряпкой в руках, познаёт дзен под руководством уборщицы тети Глаши. Но нет! Это был лишь антракт.
Акт третий: Триумфальное возвращение в красном
И вот, под занавес года, на концерте в честь Щедрина, она появляется вновь. Удалив самый скандальный кадр (возлежание, видимо, всё-таки отменили), Мария даёт невербальный, но кричащий ответ. Её оружие — лаконичное алое платье-макси. Позы сдержанны, взгляд спокоен, но в подписи — стальная нота: «Себе в этом смысле я изменять не собираюсь».
Что это было? Примирение? Нисколько. Это была элегантная арт-война. Не извинения. Цискаридзе говорил об уважении к месту — и вот оно, уважение: не джинсы, а вечерний туалет. Но декольте, каблук и вызов в глазах остались прежними.
Финал без морали
Таким образом, постановка «Скандал в Большом» обрела открытый финал. Жрец искусства настаивает на скрижалях и исправительном труде. Жрица светской хроники — на праве быть эффектной в «храме». Публика, как и положено в классическом театре, расколота на два лагеря. А Большой театр из места, где говорят искусством, на время превратился в арену, где говорят платьями, позами и ироничными рекомендациями по клинингу. И, надо признать, аншлаг на этом спектакле полный. Все билеты в интернет-обсуждения раскуплены. Искусство, как говорится, отражает жизнь.