Трезвые разговоры в баре: Манойло и Тодоровский
«Сноб» продолжает вести «Трезвые разговоры в баре». На этот раз компанию писательнице Екатерине Манойло составил режиссер и сценарист Петр Тодоровский. Обсудили боевики 90-х, подростковые грезы и почему нам не нужен второй «Фишер».
Манойло: Помните фильм, который вас очень впечатлил в детстве?
Тодоровский: Конечно. Но тогда мне нравились специфические фильмы. Как и, по-моему, почти все люди моего поколения, я рос на американских фильмах 90-х годов. «Терминатор-2», например.
Манойло: Почему не первый?
Тодоровский: Второй круче, конечно!
Манойло: Из-за жидкого металла?
Тодоровский: Нет! Наверное, история дружбы киборга и подростка брала за душу. В первой части Шварценеггер играет просто машину для убийств, а во второй части в этой машине просыпается душа. И этот замысел гораздо амбициознее, гораздо интереснее.
Манойло: А у вас никогда не было желания снять что-то подобное, фантастическое, современного «Электроника»?
Тодоровский: Конечно, было бы интересно. Мне давно хотелось снять большую зрительскую картину, и мне даже иногда предлагают, но я до сих пор не нашел своего сценария. Идей у меня полно, но они почему-то все не про Электроника, а про что-то другое. Но если бы мне принесли про Электроника сценарий, который бы попал в меня, я бы с удовольствием снял такой фильм.
Манойло: Что еще, кроме «Терминатора-2», помните из детства?
Тодоровский: «Братья Блюз». И я до сих пор очень люблю эту музыку.
Манойло: Напойте.
Тодоровский: Я пас, я плохо пою.
Манойло: Ну, попытаться стоило, вдруг бы напели. И третий.
Тодоровский: Наверное, «От заката до рассвета».
Манойло: А было какое-то волнение, влюбленность в Сальму Хайек, когда она танцевала на столе?
Тодоровский: Сальма Хайек бесподобна в этом фильме, но… Если говорить о каком-то подростковом возрасте, мы все были фанатами Тарантино и его банды. «Криминальное чтиво», «Бешеные псы», «От заката до рассвета» Родригеса, «Четыре комнаты», «Отчаянный» с Бандерасом. Мы говорили цитатами из этих фильмов.
Манойло: А сейчас не говорите, даже когда четвертьфунтовый чизбургер заказываете?
Тодоровский: Сейчас уже нет.
Манойло: Читали у Тарантино «Однажды в Голливуде» или последнюю его книгу «Киноспекуляции»?
Тодоровский: Пока нет. Но очень хочется прочесть. Естественно, со временем вкусы менялись, и появлялись новые любимые режиссеры. Теперь мне уже не кажется, что Тарантино — лучший режиссер всех времен и народов. Но детская любовь к его фильмам осталась.
Манойло: Как вы смотрели эти фильмы? Брали в видеопрокате или покупали кассеты?
Тодоровский: Я брал их с полки дома и с удовольствием смотрел. Потом покупал пиратские кассеты, как и все. Помню, как вышел фильм «Матрица», это было невероятное событие, но почему-то ни у кого не было кассеты. И я давал смотреть своим учителям в школе. Может быть, четверка по физике при нулевых знаниях предмета у меня не просто так.
Манойло: Про фильмы-события я вспоминаю, как в начале нулевых по телевизору показали «Очень страшное кино». Я вообще не поняла тогда, что это было: пародия, пародия на пародию? И вся школа обсуждала этот фильм.
Тодоровский: Я уже тогда понимал, что это не очень хороший фильм. Если ты смотрел Тарантино, если ты смотрел Дэнни Бойла «На игле» и казался сам себе модным, то, конечно, «Очень страшное кино» не мог завоевать сердца.
Манойло: Я и не говорю, что он завоевывал сердца, он был странным и чем-то новым. Но с тех пор многое изменилось. Так, а какая у вас любимая сцена «На игле»?
Тодоровский: Да что ж такое! (Смеется.) Вот обязательно должна быть какая-то любимая? Вы все время составляете какой-то рейтинг, черт возьми. Не знаю, у меня нет любимой. Я помню, конечно же, песню Perfect Day Lou Reed.
Манойло: Да, великая песня и сцена.
Тодоровский: Мои старшие товарищи подбирали ее на синтезаторе, все время пытались петь. Вот это вот запомнилось.
Манойло: А литературный источник, книгу Ирвина Уэлша вы читали?
Тодоровский: Я не читал.
Манойло: А какие книги вы любите читать?
Тодоровский: Сейчас я одновременно читаю Константина Станиславского «Работа актера над собой» и его биографическую книгу. И читаю биографию Антона Чехова.
Манойло: Насколько я помню, Чехов — один из любимых авторов вашей бабушки...
А вы читали свою бабушку? (Виктория Токарева — писатель, сценарист)
Тодоровский: Конечно. Бабушку много читал и очень высоко ценю ее таланты. А она смотрела мои фильмы.
Манойло: Не комментировала?
Тодоровский: Попробуй ей сказать, чтобы она не комментировала. Что-то комментировала, что-то ей больше нравилось, что-то меньше. У нас нет такого, что приезжаешь к бабушке и сразу же... Так, ну, обсудим твою новую книжку, ты смотрела мой новый фильм? Ну как? Это может превратиться в кошмар. Знаете, есть такой тип режиссеров, которые после премьеры встают прямо в дверях, в проходе, хватают проходящих мимо коллег и друзей и спрашивают: «Ну как? Ну как?» Мне кажется это странным. Если кто-то захочет похвалить, обязательно похвалит. Если кто-то захочет поругать, тоже подойдет и скажет. А Чехов не только бабушкин, но и один из моих самых любимых писателей. Наверное, поэтому я читаю его биографию.
Манойло: Я недавно посмотрела короткометражку по Чехову с Фаиной Раневской «Драма», как она пришла к литературному редактору и читала свою пьесу. Это очень смешно и талантливо. Хочется и Чехова перечитать, а теперь вот и его биографию. А Станиславского вы читаете сейчас, потому что работаете с артистами?
Тодоровский: Станиславского я читаю, потому что у меня это связано с одним из моих замыслов.
Манойло: Интересно… А у вас случайно не было желания написать сценарий про сценариста или режиссера?
Тодоровский: Вот у меня сейчас пишется сериал очень талантливыми авторами, где один из главных героев — режиссер.
Манойло: Жаль, не сценарист. Есть же «Блудливая Калифорния», а у вас будет «Блудливый …нск», например. Нам нужна российская адаптация Хэнка Муди.
Тодоровский: В этом я не специалист.
Манойло: Как вы думаете, у вас был шанс не уйти в кино?
Тодоровский: Я учился на журфаке МГУ и работал в журналистике, в разных редакциях. Просто в какой-то момент я понял, что этому я не готов посвятить жизнь. Вот, и на вопрос, который я задавал сам себе: «Это то, что ты любишь по-настоящему?», ответ был очевиден. Я работал журналистом, и наверное, если бы очень хотелось, у меня могло бы что-то получиться.
Манойло: Но не хотелось. Вы и режиссер, и сценарист. Вы можете меня поправить, но сценарист сидит себе целыми днями и переписывает, и переписывает, и переписывает. А режиссер — это такой экстраверт, он и с актерами, и с операторами, и с художниками. Как можно выбирать такие разные ипостаси?
Тодоровский: Сначала я хотел быть сценаристом. И мне до сих пор эта работа очень нравится. Правда, у меня это далеко не сразу начало получаться. Я работал неделя через неделю на канале MTV. Неделю работал, неделю сидел, писал в стол какие-то ужасные сценарии, ученические. У меня осталось сценариев 10, которые никому не надо показывать.
Манойло: Но вы их храните. На память?
Тодоровский: Я их сначала распечатывал, боясь потерять эти великие произведения. А когда начал хоть чуть-чуть соображать, отдал сыну своему, когда он был маленький, он просто рисовал на этих сценариях, а потом выбросил. Можно в компьютере стереть еще. А режиссером я стал случайно, потому что когда у меня чуть-чуть начало получаться писать сценарий, общаясь с продюсерами, я понял, что у меня есть шанс получить постановку. И что я не прощу себе, если не попробую. И несмотря на то что первый мой режиссерский опыт был ужасным, очень много было проблем, вирус съемочной площадки все-таки проник в меня.
Манойло: А он не раньше проник? Это не наследственное?
Тодоровский: (смеется) И каждый раз во время съемок мне кажется, что все ужас и кошмар, просто ад на земле. А потом проходит время, и я понимаю, что без этого не могу.
Манойло: Но это про режиссуру. А когда вы пишете сценарий, это тоже ужас, кошмар?
Тодоровский: Если ты уже понимаешь, что у тебя за история, чувствуешь своих героев и если у тебя есть хоть какие-то способности, этим можно заниматься в удовольствие.
Манойло: А вы читаете, анализируете сценарии каких-нибудь популярных фильмов или сериалов?
Тодоровский: Читаю обязательно и советую всем, кто хочет писать сценарии или вообще заниматься кино. Это очень полезно. И не просто их читать, а разбирать, анализировать. Что я до сих пор иногда и делаю.
Манойло: А что делает сериал хорошим?
Тодоровский: В первую очередь драматургия, конечно. Если в кино еще можно попытаться спрятаться за визуальными эффектами, монтажом, актерской игрой, то в сериале слишком длинная дистанция. И если нет сильного сценария, то, как бы ты ни старался, все равно это будет не мировой уровень. У меня есть три самых любимых сериала. Это «Клан Сопрано», «Прослушка» и, наверное, Mad Men.
Манойло: Да, отличные, а Mad Men еще и невероятно стильный. У них, кстати, одна из «Эмми» за дизайн костюмов. А из российских сериалов?
Тодоровский: «Слово пацана» мне очень понравился, «Ликвидация». Кстати, того же Жоры Крыжовникова «Звоните Ди Каприо!». На самом деле за все эти годы существования нового российского кино вышло немало сериалов, которые ничем не хуже заграничных, а в некоторых случаях и лучше.
Манойло: Есть такая программа «Адаптация» в Переделкино. Продюсеры рассказывают писателям, какие сценарии им интересны. Чего ждут зрители, какую драму подавай домохозяйкам, например.
Тодоровский: Есть разные сериалы. В том числе сериалы на эфирных каналах, рассчитанные на какую-то конкретную аудиторию. Я не фанат этих сериалов, но это есть во всем мире. Это дневной показ. Чтобы у людей, которые, например, днем готовят обед, работал телевизор, и фоном, практически как радио, были включены эти сериалы.
Манойло: Вы говорите, что разбираете фильмы, из последнего вспомните, что разбирали?
Тодоровский: Я вроде бы не такой еще старый, но анализирую фильмы, которые я смотрел в 90-е годы, в 2000-е, мне кажется. Недавно я разбирал «Обычного подозреваемого» с Кевином Спейси. Классика жанра — триллер. И с обманкой невероятной. Советую всем посмотреть.
Манойло: А вам самому как нравится работать над сценарием, одному или в соавторстве?
Тодоровский: До сериала «Подслушано в Рыбинске» я снял три фильма подряд по собственному сценарию. И здесь я впервые снимал по сценарию, который написал замечательный Ваня Баранов. Мне с ним дико повезло. Он основной автор, он написал 90% этого сценария, но при этом мы вместе более полугода сидели в одной комнате и придумывали, допридумывали, чувствовали, что что-то должно из этого выйти. И это был настоящий кайф. Поэтому, если раньше я писал один, то теперь, если у меня будет возможность что-то написать с соавтором, я обязательно попробую.
Манойло: А как вы оказались в этом проекте «Подслушано в Рыбинске»?
Тодоровский: Ваня на тот момент написал уже 4 серии. Мне их прислал почитать продюсер студии «1-2-3 Production», на которой я уже снял два фильма. И, с одной стороны, мне дико понравилось, как это написано. Очень захотелось познакомиться с автором, хотя до этого я год читал сценарии, и мне ничего не нравилось. А вторая мысль: вот бы так, так и так перепридумать. И я сказал: если автор будет готов серьезно поработать над этим сценарием, несмотря на то что у него уже половина написана, то я ввяжусь в эту историю. И Ваня заинтересовался.
Манойло: А что именно нужно было перепридумать?
Тодоровский: Новые герои, новые сюжетные линии. Ваня как будто бы не до конца определился с жанром. С одной стороны, шутки и ирония, а с другой стороны, это все равно сериал про маньяка. И я ему сказал: «Ваня, мне кажется, твоя сильная сторона — это юмор. Замечательные и смешные мизансцены, ироническая интонация. Давай не будем пытаться сделать еще одного “Фишера”. Давай сделаем так, чтобы в каждой сцене была или шутка, или ситуация, которая вызвала бы улыбку, или хотя бы ироническая интонация?» И сразу же вспомнил в качестве референса, который очень неточный, «Фарго». И он загорелся. То есть мы больше не пытались написать сериал про маньяка, серьезный триллер, а писали практически пародию. Хотя какие-то серьезные события, чувства и драмы там тоже происходят.
Манойло: Я посмотрела те серии, что уже вышли. Заценила юмор и вот эту нашу русскую хтонь, очень родную… и музыку. Кто выбирал саундтрек к «Подслушано в Рыбинске»?
Тодоровский: Уютная хтонь, да, так мы и планировали. Всю музыку написал очень талантливый музыкант Роман Литвинов (Mujuice). Наш музыкальный продюсер Денис Дубовик отправил Mujuice сценарий и мое сопроводительное, где я описал, чего бы хотел от музыки. И слава тебе, Господи, он согласился. И, что тоже было впервые в моей карьере, Mujuice написал нам музыку еще до того, как мы начали снимать. До этого всегда я отправлял уже готовый материал, и композитор по этому материалу что-то сочинял. А здесь Mujuice написал большую часть на уровне сценария. Поэтому мы, когда ездили по Рыбинску, выбирая натуру, уже слушали эту музыку.
Манойло: А заставка?
Тодоровский: А музыка на заставке — это продюсерское решение. Для Premier было очень важно сделать какую-то одну мелодию, которая бы ассоциировалась с фильмом, и с точки зрения маркетинга они правы. И они выбрали «АукцЫон» — «Дорога». Я очень люблю эту песню, кстати. А насколько она подходит, пусть решают зрители.
Манойло: Когда вы работаете над сценарием, вы фиксируете, мол, играет музыка из Twin Peaks…
Тодоровский: Очень редко. Когда пишу сценарий, я могу проанализировать, в каких сценах нужна музыка, а в каких нет. Но это не обязательно. Например, когда я писал сериал «Полет», у меня в голове уже была заставка к этому сериалу. И я ее придумал. И уже тогда прямо написал: музыка Velvet Underground. Понимая, что ее никогда в жизни не купят. И мои продюсеры ее купили.
Манойло: Ух ты! Класс!
Тодоровский: Ну, другие времена были. Но это очень смешно, потому что я им показывал монтаж одной серии, второй, третьей, четвертой, пятой, и каждая серия начиналась с этой музыки. И в какой-то момент они уже привыкли. А потом такие: «Секундочку, а какая здесь будет музыка?» Я говорю: «Не знаю, какая, эта слишком дорогая для нас. И еще непонятно, договоримся ли». А они: «Пробуем!» Мне сказали, что мы первые в России, кому продали музыку Velvet Underground, потому что дело там не только в деньгах было. То есть они сначала заламывали сумму, а потом еще читали сценарий, могли не согласиться.
Манойло: В театре на современных постановках бывает, как заиграет какой-нибудь зарубежный хит, и вроде классно, но чувствуешь себя немножко соучастником, думаешь: блин, они, наверное, ее просто украли. Но с фильмами сложнее. А сколько времени ушло на съемки «Подслушано в Рыбинске»? И название — это ведь отсылка к пабликам?
Тодоровский: У нас было 56 смен, которые растянулись месяца на три. И процентов 80 фильма мы сняли в Рыбинске, честно. А название Ваня придумал. Более того, в первых вариантах сценария был персонаж, но мы его убрали, который вел такой паблик. Мы и название убрали, но потом поняли, что лучше мы придумать не можем.
Манойло: Обсудим локации сериала. В здании, где по сюжету редакция газеты, что на самом деле располагается?
Тодоровский: Здание снаружи — это универмаг конструктивистский. А внутри мы снимали вообще в другом месте. Это большое советское здание, и кстати, часть реквизита, который стоит в редакции, досталась нам от типографии, кажется.
Манойло: А кабинет следователя?
Тодоровский: Кабинет следователя мы снимали в настоящем отделении. Правда, не УВД, а в ГАИ. Но мимо ходили настоящие полицейские. Смотрели, как мы играли в полицейских.
Манойло: Делали вам замечания? Например, не спрашивали, почему герой избавляется от трупа женщины в дневное время?
Тодоровский: А вы бы ему что предложили? Возить труп в багажнике до вечера? Любое ДТП, вообще все, что угодно, если труп в машине, — это 20 лет тюрьмы. Поэтому если герой не является матерым убийцей и преступником, то, по-моему, понятно его желание побыстрее избавиться от тела. Может быть, если бы он убил уже десятую девушку, он бы знал, что лучше посидеть в кафешке спокойно, подождать, пока стемнеет. Лучше вообще не сбрасывать, а растворить ее в ванной в кислоте.
Манойло: Закопать в извести, как учит другой ваш персонаж в сериале?
Тодоровский: Да, но тоже трудно зимой выкапывать яму. Я думаю, что он очень испугался и захотел побыстрее избавиться от тела.
Манойло: Испугался и занялся сексом в кабинете следователя…
Тодоровский: Это называется постельная сцена. Да. Более того, у нас вот в последней серии, спойлер, будет еще одна постельная сцена.
Манойло: Спасибо. Мы готовы. Сложно снимать постельные сцены?
Тодоровский: Мы снимали по всем правилам — поставили камеру на штатив и все вышли. Это правильно со всех точек зрения. И с этической, и с художественной. Актерам легче расслабиться, когда в комнате только они. А не стоят 20 человек: звукорежиссер, осветители, оператор с камерой. И еще режиссер что-то подсказывает.
Манойло: Вы работаете над сценарием, читаете одни и те же шутки по сто раз, что происходит, когда отсматриваешь материал? Не посещают мысли, что все вообще не смешно…
Тодоровский: Во-первых, когда видишь сто раз, не смешно, конечно. Но самое главное, я вообще редко смеюсь, даже когда смотрю комедии.
Манойло: А так по вам и не скажешь.
Тодоровский: Вам кажется, что я весельчак? (Смеется.) Вы ошибаетесь. Я правда очень редко смеюсь, когда смотрю кино. Кстати, вот на премьере много смеялись. И мне это, во-первых, было безумно приятно, а во-вторых, я думаю, блин, а почему я так не смеюсь, когда смотрю кино? Наверное, дело в темпераменте. Если я смотрю фильм и начинаю смеяться в голос, то это какой-то уникальный для меня фильм.
Манойло: Я, конечно же, спрошу, над каким фильмом вы смеялись в последний раз?
Тодоровский: А я сам уже не помню. Правда.
Манойло: Тогда спрошу про персонажа...
Тодоровский: Рузиля Минекаева. Ну, конечно же. Кого же еще?
Манойло: Его персонаж перекочевал из «Слова пацана»…
Тодоровский: Смотрите, во-первых, мне все задают этот вопрос. Вы не оригинальны.
Манойло: Ну, что поделать. Потерпите, пожалуйста.
Тодоровский: Он действительно похож на Маратика, но это пародия на Маратика. Хотя с ним и будет происходить самая большая драма во всем фильме. Во-вторых, мы утвердили Рузиля, когда еще не вышло «Слово пацана». Из начинающего, никому не известного талантливого молодого артиста он превратился в мегазвезду. Прямо посередине съемок вдруг у вагончиков начали собираться толпы недобрых школьниц, которые требовали Рузиля здесь и сейчас. И это была полная для нас неожиданность. Взять артиста из «Слова пацана» у меня просто не было никакой возможности. Но если это как-то повлияет на популярность нашего сериала, ну, замечательно. Мне «Слово пацана» очень понравился. Режиссура Жоры Крыжовникова — это высший класс, я считаю. Прямо высший класс.
Манойло: А вы смотрели у него на канале разбор «Служебного романа»?
Тодоровский: Пока нет. Но я очень хочу посмотреть.
Манойло: А у вас нет такой амбиции — учить кинематографу?
Тодоровский: Нет! Пока нет.
Манойло: А вас кто учил?
Тодоровский: Меня никто не учил. Я учился на журналиста. Потом, правда, проучился год на высших режиссерских курсах. Мастерская Хотиненко. Но мне пришлось оттуда уйти, потому что я просто не справлялся. У меня был маленький ребенок, и я не мог одновременно деньги зарабатывать и этюды снимать. Наверное, в большей степени я самоучка.
Манойло: Я как-то была на мероприятии с писателем и журналистом Шамилем Идиатуллиным. В аудитории много школьников, и вот кто-то задал вопрос, куда идти учиться, чтобы стать журналистом. Шамиль ответил, что не надо идти учиться, нужно идти в редакцию стажерами, и там сразу всему научат. Куда идти сценаристам?
Тодоровский: Сценарные курсы имеют смысл, только если там преподает талантливый одновременно и сценарист, и педагог. А если ты пойдешь к неправильному человеку, будет только хуже. Мне кажется, самое важное — это писать каждый день. Читать больше книг.
Манойло: Каких?
Тодоровский: Классической литературы. Толстой — лучший сериал, Чехов — лучший полнометражный фильм, Шекспир. Их троих уже достаточно, чтобы понять, как писать сценарий.
Манойло: А Макки и подобных?
Тодоровский: Ну, надо отдавать себе отчет, получается без них написать хорошо что-то? Если не получается, то можно прибегнуть к Макки, к Сиду Филду. Это может помочь. Нужно жить: влюбляться, расставаться, страдать. Желательно, чтобы было о чем писать. Кстати, смотреть фильмы — это на четвертом месте для сценариста, как мне кажется. Порой журналист, который решил переквалифицироваться в сценариста, если у него есть способности, за два месяца освоит все, что другой пять лет пытается из себя выдавить.
Манойло: А когда вы только начали писать, вы показывали сценарии отцу?
Тодоровский: В самом начале показывал, потом понял, что это абсолютно бессмысленно. Абсолютно бессмысленно. И перестал показывать. С родственниками трудно работать. Очень трудно. И это накладывает какие-то ненужные наслоения. Эмоциональные. Трудно говорить по делу. Причем обоим.
Манойло: Из фильмографии вашего отца у вас есть любимчики? Целых пять минут не просила составить вас рейтинг.
Тодоровский: Мне недавно задавали этот вопрос. «Любовник», «Стиляги» и «Оттепель».
Манойло: А из фильмографии дедушки?
Тодоровский: Тоже задавали этот вопрос.
Манойло: Ну, еще бы, с такими родственниками.
Тодоровский: «Военно-полевой роман», «Верность», «По главной улице с оркестром».
Манойло: Бывает желание что-то пересмотреть?
Тодоровский: Это провокационный вопрос.
Манойло: Ну, должна же быть хоть какая-то провокация.
Тодоровский: Перчинка, да? Да. Возникает. Пересматриваю, конечно.
Манойло: А бывает такое, что вы смотрите и думаете: как же это гениально сделано! Чувствуете зависть?
Тодоровский: Бывает, смотришь фильм, он очень хороший, но при этом ты понимаешь, что ты никогда в жизни бы не хотел его снять. Тогда нет зависти. Просто отдаешь должное таланту. А бывает зависть, когда не просто хороший фильм, а он как будто бы мой. Но, мне кажется, это все-таки белая зависть, не черная.
Манойло: А черную испытывали когда-нибудь?
Тодоровский: К другим режиссерам? Может, и испытывал. Но я, во-первых, не буду с вами этим делиться. Во-вторых, не могу сказать, что я какой-то ужасно завистливый человек. Я зациклен на себе. Как и всякий нарцисс.
Манойло: Как же вы воспринимаете критику?
Тодоровский: Когда ты выходишь на рынок со своим сценарием, найдется 100 человек, которые выскажут свое мнение. Вокруг тебя образуется толпа людей, у которых своя точка зрения. И здесь очень важно уметь отсеивать, что по делу, а что нет. Скажем, 10 человек прочитали ваш сценарий, в основном всем не понравилось, это проблема. А дальше один скажет, что Катя неправдоподобная, другой скажет, что середина затянута, а третий скажет, что не понравились шутки. Это все уже не имеет значения. Ты уже должен сам понять без них, что сценарий не работает. То же самое и наоборот. Если ты дал почитать и сценарий понравился, но дальше кто-то скажет, почему Катя говорит это, а не это, ты уже про себя можешь думать, по делу это или не по делу. Важно, работает история или не работает. А в частностях ты должен сам знать свой текст и самостоятельно его править.
Манойло: Кинокритиков читаете ли, смотрите ли?
Тодоровский: Читаю, когда мне их присылают. А присылают мне их в основном, когда хвалят. Это очень удобно. Когда только начинал, естественно, я выискивал всех кинокритиков, каких только можно, и которые хвалят, и которые ругают. Сейчас я этим не занимаюсь. Но вообще я должен сказать, что я благодарен очень кинокритикам, потому что на протяжении всей моей карьеры они больше хвалили, чем ругали. Спасибо огромное, что они так ко мне добры.
Манойло: Разборы BadComedian смотрели?
Тодоровский: BadComedian смотрел. Смешно.
Манойло: А вас рассмешить, как мы знаем, непросто.
Тодоровский: Ему удавалось. Не могу сказать, что он везде прав. Но были моменты, когда прав. Мне кажется, что и такая форма критики имеет право на существование. Я считаю, что если ты, например, решил снимать кино, то надо быть готовым к тому, что ты выходишь в публичное поле, отдаешь свой труд на суд широких масс. К BadComedian мои друзья и знакомые попадали. Думаю, что это неприятно. Но ничего не поделаешь. И невозможно нравиться всем. Как бы ты ни старался.
