ИНТЕРВЬЮ: Свидетели Иеговы* ОЛЬГА И НИНА КОРОБЕЙНИКОВЫ из Кирова - о той силе, что в болезни и гонении проявляется
Шестое интервью из цикла Елены Волковой “Свидетельницы Иеговы* в суде”. Предыдущее интервью этого цикла – ЗДЕСЬ…
В квартире Коробейниковых много нежных картин, написанных дочерью Ниной. На своей футболке она нарисовала лиловый треугольник, который Свидетелей Иеговы* заставляли носить в нацистских концлагерях. Они давно не делали общих фотографий: с тех пор, как слегла Ольга, мама Ниночки. Я рада, что мне позволили сфотографировать всё семейство. Владимир Коробейников1 тоже участвовал в нашем разговоре. На прощанье Нина подарила мне рисунок с изящным богомолом. В этом доме много тепла, любви и очень много боли.
В прошлом упёртая атеистка
Елена Волкова: Как вы стали Свидетелями Иеговы*?
Ольга: Я была убеждённая атеистка: работала в детском саду и на родительских собраниях изо всех сил пропагандировала атеизм. Если дети говорили о религии, проводила беседу с их родителями. Поэтому когда пришли Свидетели Иеговы* и стали говорить о Новом мире, я посмотрела на них и сказала: “Видно, что вы умные, образованные люди, ну как вы можете верить в эти сказки?” А они ответили: “Мы пока доказательств не получили — не поверили”. “Убедить меня почти невозможно, — ответила я. — Но если вы сможете найти такие доказательства, которые я, упёртая, смогу принять, то… давайте попробуем”. Начала изучать Библию в 1995 году: Володя тогда со мной не изучал, но и противником не был. Он заметил, что чем больше я узнавала о Библии, тем лучше становилась. Я была уверена, что я глава семья, а стала уважать мужа. Мы тогда были на грани развода. Я упрекала Володю во всех своих неудачах и разочарованиях, считала, что корень всех моих проблем в нем. Мы уже спорили о том, кто пойдёт подавать на развод, кому это больше надо. Пока мы спорили, к нам пришли Свидетели Иеговы*.
Е: Спасти вашу семью?
О: Да, потому что мы любили друг друга. И наши споры закончились примирением. Крестились вместе с Володей мы в 1996 году. Изучая Библию, я стала искать проблемы в себе: может быть, это я что-то делаю неправильно? Раскручивала в голове каждую нашу ссору и упиралась в свою фразу, которая и стала триггером раздора. Меняться было очень трудно, и процесс был очень долгим. До сих пор прорывается раздражение, особенно когда у меня сильные боли или не сплю, волнуясь о Ниночке.
Красная системная волчанка
Е: Можно спросить, что вызывает сильные боли? И почему у вас ортопедический воротник?
О: Это у меня уже двадцать лет. Проблемы с позвоночником. Врачи давно сказали, что никакая операция не поможет: мышцы не держат спину, позвонки разваливаются в разные стороны. Мама у меня была лежачая: у нее была системная красная волчанка. Я лежу: встать могу только на несколько минут. И у Ниночки волчанка. Она очень страдает. Болезнь передаётся по женской линии. Нина: Это редкий случай, когда болезнь у трёх поколений подряд.
О: У меня самой волчанки нет, но я развалилась. С детства хрупкие кости ломались.
Когда я только слегла, Свидетели Иеговы* заботились обо мне: Володя тогда работал, а Нина училась. Е: На кого училась Нина?
Н: На художника росписи по дереву. Это, правда, не моё, но какое-то эстетическое развитие произошло. В детстве мне не разрешали рисовать из-за проблем со зрением. Потом зрение стабилизировалось, и в училище я наконец дорвалась до кисточки и карандаша. Но я не представляю, как мои рисунки выглядят, потому что сама я вижу искаженно.
Е: У вас красивые рисунки и батик. Вы очень талантливы.
О: Ниночка ходила в садик и школу для слабовидящих деток. И мне сказали: “Отбирайте карандаши!” А она так любила рисовать! Н: Это всё гены: бабушка передала мне по наследству волчанку и художественные способности. Многие свои работы я дарю людям, когда мне хочется их отблагодарить.
Благопристойный обыск
Е: Давайте начнём с обыска 9 октября 2018 года. О: Мы были вдвоём с Володей. Ниночка была в отъезде. Обыск проходил спокойно, без насилия. Я с уважением отношусь к правоохранительным органам. Те, кто пришли к нам с обыском, делали порученную им работу и вели себя достойно. Не унижали нас. Мой папа был прокурором и мама была лейтенантом милиции. Я знаю, какая трудная это работа. Всё было благопристойно и вежливо. Обыск длился четыре часа. Забрали всю технику: компьютер и телефоны. Мой старенький кнопочный телефон забрали, и я осталась без связи.
Е: От такой благопристойности можно инфаркт получить…
О: Следователь нашёл какую-то бумажку и показал её понятым: “Вот смотрите, такие бумаги они используют, обкрадывая кировчан”. А сосед ответил: “Да-да, я знаю, по телевизору рассказывали”. Потом соседка увидела в комнате старый шкаф, которому 44 года, и который я каждый год хочу заменить на новый, да не могу себе позволить. Я пошутила, что “обкрадываем”, да никак ни потолок новый не можем сделать, ни шкаф купить. Она рукой махнула и ушла.
Я спросила следователя: “Что я такого сделала?” Он ответил: “Не я ведь вас запретил. А раз запретили, значит мы делаем свою работу. Лично я ничего против вас не имею”. Е: У вас есть вопросы к тем, кто запретил Управленческий центр и местные религиозные организации Свидетелей Иеговы*? О: Вопрос такой: “В чём заключается моя экстремистская деятельность?” Я люблю людей, я уважаю людей всех вероисповеданий. Среди наших родственников, друзей и соседей есть атеисты, православные, мусульмане. Мы одинаково по-доброму относимся ко всем, мы уважаем их право иметь свои убеждения. До тех пор уважаем, пока они не начинают убивать кого-то ради своих убеждений. Терроризм и экстремизм мы уважать не можем. Но мы-то не экстремисты!
Вопрос такой: “Что сделал мой муж?” Может быть, до того, как мы стали Свидетелями Иеговы*, мы могли где-то схитрить в бытовых вопросах, где-то слукавить, но по мелочи. Теперь же мы и мелких промахов не позволяем себе.
Юра Гераськов, светлая душа
Е: Мужа увели, вы лежите, дочь далеко, телефон забрали. И что делать?
О: Следователь позвал соседку, которая была понятой, и сказал, чтобы она дала мне позвонить со своего телефона тем, кто мог бы прийти и позаботиться обо мне. Я ни до кого не дозвонилась, но скоро пришёл Юра Гераськов, которого тоже забрали на допрос и отпустили. Он был тяжело болен. Юра после допроса не домой пошёл, а ко мне, чтобы узнать, какая мне нужна помощь. “Юра, купи телефон!” На следующий день у меня уже была связь. Его жена накормила меня, купила продуктов и лекарств. Владимир: У Юры кровь из носа шла во время следствия. А следователь почему-то особенно его не взлюбил и пренебрежительно с ним разговаривал. Может быть, стресс и спровоцировал скоротечность болезни.
Е: Изощрённая жестокость по отношению к немощному человеку: вместо сочувствия — “особенно не взлюбил”, будто они удовольствие получают от бесчеловечного обращения с тяжело больными.
Н: Человеку в таком состоянии физически тяжело по полдня сидеть в Следственном комитете и знакомиться с документами.
О: Когда Юра не выдерживал и уходил оттуда, они писали: “Отказался от знакомства с документами”. Н: Он однажды просил «скорую помощь» вызвать в Следственный комитет, но получил отказ. До последнего ходил к нам. Он был очень оптимистичный человек. Его семья была самой гостеприимной в нашем окружении. У них маленькая студия, но как они любили гостей! Какой стол всегда накрывали! Как нам радовались! Я любила бывать у них в гостях. Малышей и молодежь он воспринимал как своих детей, нянчился с маленькими. И даже на терминальной стадии онкологии он сохранял радушие и чувство юмора. Светлый и тёплый был человек. Учитывая болезнь вашей жены, мы можем завтра отпустить вас домой…
В: Когда меня увели и я оказался в СИЗО, очень переживал, что Оля осталась без телефона. У нее бывают болевые приступы. Как она вызовет «скорую»? Кто ей поможет? Нина тогда была в отъезде. И только когда письма пришли, я узнал, что всё нормально.
Е: Письма стали пропускать через три недели. Все это время вы ничего не знали о судьбе жены?
В: Ничего. Они держали меня в одиночной камере в полной информационной блокаде.
Н: Папе даже намекали на то, что мы умерли, хотели его этим сломать. Папа написал нашей знакомой: “Скажи мне честно, все как есть. Самую трагическую правду”.
Е: Они в допросах манипулировали болезнью жены и дочери?
В: Следователь пришёл в самом начале в СИЗО, приготовил бумагу, ручку и стал намекать на сотрудничество. “Учитывая положение вашей жены, мы можем завтра отпустить вас домой”. Но я ему сразу сказал, что своих друзей я никогда не предавал и не буду предавать. И Иегову никогда не предам. Он бумагу убрал: “Уведите!”
Е: Сколько времени вас продержали в СИЗО?
В: Два с половиной месяца. 9 октября 2018 года забрали, а 20 декабря был суд, который меня перевёл под домашний арест. Суд был по конференц-связи из СИЗО. Я не понял, почему сотрудники изолятора так повеселели, праздник у них, что ли. А они так удивились,что меня выпустили из СИЗО, потому что были уверены, что оттуда никого не выпускают. Я был первым.
Н: Мы с братом приехали встречать папу прямо из зала суда, поэтому не смогли привезти ему тёплой одежды. Но в машине было тепло. В СИЗО нам не поверили, что папу отпустили. А когда папа всё-таки вышел, они махали ему вслед.
В: Ни сопровождающего не было, ни браслета. Мог бы и убежать тогда, но не убежал. Потом уже приехали и установили телефон, надели браслет. Сначала из квартиры на лестничную клетку нельзя было выходить, потом разрешили прогулки в пределах города. Потом перевели на подсписку о невыезде и сняли браслет с ноги. Но сохранился запрет на пользование телефоном, интернетом и общение с теми, кто проходит со мной по одному уголовному делу.
Давай маме или папе позвоним
Е: Когда Нина вернулась домой?
О: Нина скоро приехала после обыска и сразу попала в больницу. Я опять осталась одна, но уже приходили сестры и братья, готовили еду, уговаривали меня что-то съесть. Носили передачи Володе в СИЗО, заботились о всех нас. Наша большая семья Свидетелей. Н: В день обыска я была далеко и не могла в тот день дозвониться ни до родителей, ни до друзей. Во всех домах прошли обыски и были изъяты телефоны. Когда я вернулась, мне пришлось лечь в больницу. Я отпросилась из больницы через несколько дней. Сказала врачу всё как есть: что папа в следственном изоляторе, что мама лежачая. Отпустили, но ненадолго. Возвращаясь в больницу, я в автобусе потеряла сознание. Кондуктор попросила всех освободить автобус и вызвала «скорую помощь». “Давай маме позвоним?” — “Нет, только не маме!” — “Папе позвонить?” Я разревелась. Видимо, я перенервничала и стало плохо с сердцем. Е: Нина, кто раньше вернулся домой: вы или папа?
Н: Я. Е: Вдвоём стало легче?
О: Да, конечно. Но на Нине была большая нагрузка. Обычно папа за ней ухаживает, а тут ей пришлось ухаживать за мной и о папе в СИЗО заботиться, передачи носить. В ноябре наладилась переписка, и Володя успокоился, что дома всё хорошо.
В: Чтобы отдать передачу в СИЗО, надо длинную очередь выстоять. Н: Обычно я встречала в очереди своих, и они мне говорили: “Нина, мы за тебя всё сделаем, иди домой”. О: А когда Нине становилось плохо, соверующие сестрички брали на себя заботу о нас. Е: Как можно три года жить в ситуации следствия и суда над мужем и папой? Как люди приспосабливаются к таким тяжёлым обстоятельствам?
Н: Самое тяжёлое время было в начале. Человек, наверное, так устроен, что он приспосабливается к любым условиям. Удивительно, насколько мама была спокойна.
О: Без молитвы, без Бога нам бы не справиться. Я по характеру паникёр, холерик, но тут я просто молилась, чтобы Бог дал мне сил сохранять спокойствие. Задавала себе вопрос: “Я могу что-то сделать для мужа? Могу измениться ситуацию? — Нет. Тогда какой смысл в истерике? Веди себя достойно, будь спокойна”. Открою Библию, почитаю, примеры вспомню, как вести себя в подобных ситуациях.
Н: Я больше всего волновалась за маму. Она до этого жила тревожным ожиданием: вдруг придут с обыском, а она дома одна.
О: Во время обыска я была будто заморожена.
Е: Это шоковое состояние.
О: Потом, когда они ушли, я нарыдалась, переживая за Володю: у него больные ноги, позвоночник. Как он выдержит в СИЗО?
Родня и соседи
Е: Как родственники реагировали на арест Володи?
Н: Родня не разделяет наших взглядов, но они знают доброту и порядочность Володи, и потому были в шоке, повторяя: “Это ошибка, ошибка!”
Е: “Товарищ Сталин разберётся”, — повторяли арестованные в годы Большого террора 1930-х…
Н: Сначала они не звонили, и мы стали думать, что родственники от нас отказались. Потом приехали к нам в гости папины сестры, которые не принимают нашу веру, и сказали: “Володя, не сдавайся!” Они понимают, что мы не нарушали никаких законов.
Но они боятся, как бы их это не коснулось, боятся негативного общественного мнения. Но их лучшая подруга, которая перестала с нами общаться, когда мы стали Свидетелями, приехала к нам, когда папу выпустили из СИЗО.
Е: Ранее отвернувшиеся, повернулись к вам лицом. Это прекрасно.
О: Все соседи нам сочувствовали. Когда мы собирали среди них подписи для положительной характеристики Володи, никто не отказал нам, даже те, от кого мы не ожидали поддержки. Н: Одна соседка взяла листок с характеристикой и сама обошла остальных, говоря, что Коробейниковым нужно помочь. Мы в предыдущей коммунальной квартире намучились с соседом, а здесь люди хорошие.
О: Другой сосед принес нам помидоры и другие продукты. С соседями отношения были хорошими, а стали еще лучше.
Баба Женя
Е: Писем много приходило в СИЗО?
Н: Килограммами. Е: Можно сфотографировать?
О: Конечно. Часть мы сохранили. Е: Есть письма, которые особенно вам запомнились?
Н: Нашей сестре, которую мы зовём баба Женя, 96 лет. Она прошла через сталинские лагеря и в письмах описала свои испытания. Она тогда даже не была еще Свидетелем Иеговы*, просто задавала вопросы о вере Свидетелям, жившим по соседству. Она пишет нам: “Я очень понимаю вашу жизнь теперь, потому что когда-то сама это пережила и казалось, что этому не будет конца. Ведь сперва сама и мой супруг отбыли по 10 лет суровых лагерей, через год и 8 месяцев его опять засудили на 10 лет, и казалось, что такая жизнь будет бесконечно, но наш Создатель допускает страдания и даёт облегчение. Год за годом дни пролетели и 10 лет пролетели в трудностях и болезнях, и мы опять оказались вместе, и прожили вместе еще 37 лет”.
Принцесса из горошины
О: Кого эти люди называют экстремистом? Моего мужа, который даже жука обойдёт, не растопчет. Мы покажем вам наших домашних питомцев: у нас четыре лягушки экзотические и гекконы. Недавно произошло чудо: из маленького яйца вылупилась крошечная девочка геккончик. Мы назвали её Лили.
Е: Принцесса из горошины? О: Точно! Из горошины.
Н: Лягушки питаются мухами дрозофилами, за которыми я специально ездила в Москву.
О: У меня развилась очень сильная аллергия на прежних домашних питомцев, и нам пришлось их отдать. Нина спросила, можно хотя бы домашние растения завести? А потом она узнала, что есть лягушки, крайне ядовитые в природе, но в домашних условиях совершенно безобидные, и мы их завели. Лягушки ядовитых стрел (Poison dart frogs), древолазы, чьим ядом индейцы натирали свои стрелы. Е: Где они живут у вас в квартире?
О: У нас в террариуме. Они запоминают голоса людей. А утром я люблю просыпаться под пение древолазов, которые очень нежно поют. Если вас не испугаются, то выйдут. Е: Вышла красавица. Здравствуй! А геккон сидит с каким достоинством!
Н: Это редкий вымирающий вид. У нас самочка умерла, но к счастью успела отложить яичко.
Е: Какая хрупкие изящные создания! Утончённые и нежные. Н: Мама из-за болезни не может выходить на улицу, а у нас в террариуме растения из Южной Америки, Танзании и других мест.
О: Нина сейчас на сильных обезболивающих. Как их действие закончится, ей будет трудно говорить. А надо дотерпеть до операции. Н: Наоборот, от таблеток голова кружится и трудно говорить. Операция, надеюсь, будет 2 марта. Будут делать микроваскулярную декомпрессию троичного нерва: артерия и нерв друг друга прижали, и надо их освободить. Диагноз «нейроваскулярный конфликт троичного нерва»! Операция опасна для жизни, но боль терпеть невыносимо, поэтому я уговорила врача прооперировать меня. Е: В Кирове будут оперировать?
Н: У нас в городе хорошие нейрохирурги, но они отговаривают меня из-за рисков. Я же считаю, что мне нужно как можно скорее сойти с обезболивающих лекарств.
О: При волчанке любое вторжение опасно, но жить с сильными болями тоже невозможно.
Е: Давно вы страдаете от этой боли? Н: С октября 2021 года.
Е: Через два года после обыска и ареста вашего отца. Преследование папы как-то повлияло на ваше физическое состояние?
Н: Сначала казалось, что никак не повлияло, но через два года я поняла, что длительное ожидание, тревога оказали большое влияние на здоровье.
Е: Впали в депрессию?
Н: Сама волчанки и препараты, которые при ней принимают, вызывают депрессию. Поэтому причин для депрессии у меня много.
Е: Вы обе невероятно стойкие и талантливые женщины. Я восхищаюсь вами: при столь тяжёлых болезнях и сильной боли вы полны любви друг к другу, надежды на лучшее и творческого отношения к жизни. Н: Я бы хотела подарить вам рисунок. Выбирайте. Е: Можно богомола? Прекрасная работа. M. Flores?
Н: Конечно можно! Это мой псевдоним. Е: Спасибо большое. Желаю вам оправдания в суде, успешной операции и дружной поддержки близких людей.
Беседовала Елена Волкова,
для Портала «Credo.Press» 1 Коробейников Владимир Александрович, 1952 года рождения.Статьи УК РФ: 282.2 (1), 282.3 (1). Провел под стражей: 3 дня в ИВС, 70 дней в СИЗО № 1 по Кировской области, 284 дня под домашним арестом. Текущая мера пресечения: подписка о невыезде. Уголовное дело по обвинению в экстремизме было возбуждено против семи местных жителей, из них пять, включая Владимира Коробейникова, заключили под стражу, в том числе гражданина Польши – 52-летнего Анджея Онищука, который пробыл в неволе почти год, не имея возможности общаться с женой даже по телефону. Его единоверцы провели от 3 до 11 месяцев в СИЗО и еще от 6 до 9 месяцев под домашним арестом. Один из обвиняемых, 64-летний Юрий Гераськов, за неделю до суда скончался от продолжительной болезни. Следователь знал о состоянии верующего, но не прекратил уголовное преследование. В январе 2021 года в Первомайском райсуде Кирова начались слушания. Подсудимые: Владимир Коробейников, Евгений и Андрей Суворковы, Максим Халтурин, Анджей Онищук, а также Юрий Гераськов (посмертно). * В апреле 2017 года Верховный суд РФ признал экстремистскими и ликвидировал все 396 религиозных организаций свидетелей Иеговы в России, после чего в массовом порядке началось возбуждение уголовных дел против верующих этой конфессии.