Секс и смерть. Может ли возбуждение облегчить горе

Секс и смерть в нашей культуре отделены друг от друга непроницаемой стеной. Их сочетание табуируется, сексуальное желание для скорбящего человека считается неприличным. Коди Делистрати обратился к психологии и истории искусства и обнаружил, что во многих случаях чувство утраты не лишает людей сексуального желания, и порой близость смерти и либидо странным образом переплетаются.

Эгон Шиле всегда считался противоречивой фигурой. При жизни он был обвинен в безнравственном поведении, похищении людей и изнасиловании и провел около трех недель в тюрьме. Он приглашал подростков в свою художественную студию и поддерживал отношения с тринадцатилетней Татьяной Жоржеттой Анной фон Моссиг.

Примерно в то же время, когда Шиле писал картины, Зигмунд Фрейд работал над своим эссе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920), в котором рассуждал о борьбе между тем, что позже назовут Эросом (влечением к жизни, часто характеризуемым либидо), и Танатосом (влечением к смерти). Шиле часто рисовал мальчиков и девочек препубертатного возраста с лобковыми волосами, открытыми вагинами и эрекцией. Но особая отличительная черта у персонажей его картин — это пустые глаза, как у мертвецов.

На картине «Две девушки на одеяле с бахромой» (1911) две женские фигуры лежат на том, что кажется пурпурно-черным диваном, но с таким же успехом может быть и гробом. Девушка на заднем плане смотрит вперед, а другая лежит плашмя, и один ее глаз, кажется, вращается в глазнице, из-за чего она выглядит безжизненной куклой. То, что может быть румянцем под ее глазами, выглядит страшно похожим на синяк. Обе девушки обнажены, одна из них кажется мертвой.

Многие из картин Шиле пронизаны смертью. Опираясь на художественную традицию memento mori, Шиле отказался от изображения черепа, который обычно символизировал смерть, например, в «Послах» Ганса Гольбейна (1533), и вместо этого изобразил тоску, экстаз и близость к смерти. Иногда он делал свои тематические соображения явными, написав стихотворение под названием «Автопортрет» (1910), которое заканчивается словами: «Я человек, я люблю смерть и люблю жизнь».

И для Шиле, и для Фрейда смерть оргиастична, неизбежна и неразрывно связана с эротизмом.

Теория Эроса и Танатоса, возможно, была первоначально предложена русским психиатром Сабиной Шпильрейн (подругой Фрейда и Карла Юнга) примерно за десятилетие до того, как Фрейд опубликовал «По ту сторону принципа удовольствия». Однако известность приобрела версия Фрейда, подкрепленная его клиническими наблюдениями.

На своих сеансах Фрейд наблюдал, как пациенты навязчиво возвращаются к травме, часто во сне, и пришел к выводу, что большинство людей неотвратимо тянутся к собственной смерти — то есть к Танатосу. Эрос, стремление к удовольствию, можно увидеть в противоположных вещах, например, в либидо или других жизнеутверждающих действиях.

Сложные отношения между Эросом и Танатосом являются основополагающими для западной культуры и основой большинства эмпирических исследований в области психоанализа. Хотя эти концепции существуют как противоположные стороны спектра, в их столкновении можно найти ответы на многие жизненные вопросы.

Например, роман Джеймса Балларда «Автокатастрофа» (1973) исследует эротизм предсмертных переживаний как способ противостоять фундаментальному одиночеству современности и современным технологиям (в романе они представлены автомобилями). Сексуальная энергия у персонажей романа находит выход в инсценировке автокатастроф и настоящих автокатастрофах. Таким образом автор осмысляет влечение к смерти.

Роман Джулиана Барнса «Предчувствие конца» (2011) также окрашен противостоянием Эроса и Танатоса. В центре повествования — смерть студента Кембриджа в результате самоубийства и воспоминания рассказчика об их дружбе. Сначала рассказчик не способен увидеть в смерти своего друга что-либо иное, кроме как отражение его сверхинтеллекта, но затем понимает, что его друг, вероятно, покончил с собой после того, как оплодотворил мать его девушки, которая родила сына с инвалидностью.

Ни Баллард, ни Барнс, ни Шиле не дают простых выводов о природе секса и смерти, Эроса и Танатоса; скорее, каждый из них по-своему показывает, как их противостояние формирует жизнь и ее беспорядочное течение. Когда сталкиваешься со смертью, не сразу становится ясно, на что способна эротичность. Может ли коктейль из смерти и секса действовать как бальзам, своего рода радикальное освобождение, как в «Автокатастрофе»? Может ли секс превратить смерть в нечто гротескное, как в некоторых работах Шиле? Или секс ведет нас к смерти, как в «Предчувствии конца»? Эти вопросы достаточно провокационны.

Желание разделить смерть и секс всегда было в нашей культуре.

Рассмотрим традиционную изоляцию скорбящих в некоторых западных культурах: ношение черного, социально одобряемая продолжительность траура, отказ от общения. Пример — реакция Авраама Линкольна на «приступы горя» его жены Мэри Тодд после смерти их сына Вилли от брюшного тифа. По словам ее портнихи, Линкольн говорил жене: «Постарайся контролировать свое горе, или оно сведет тебя с ума»; кроме того, он угрожал отправить жену в сумасшедший дом. Тем не менее, сильные приступы судорог у нее продолжались, но общество и муж не хотели их принимать.

Такая реакция, конечно, только усугубляет чувство одиночества скорбящего — а это одиночество достаточно чувствительно для нашего психического здоровья. В некоторых аспектах траура мы вышли за рамки традиционных представлений о скорби. Мало кто рассчитывает время, после которого можно вернуться в общество. Хотя скорбь все еще остается непубличной, самые интенсивные виды самобичевания и самопожертвования в значительной степени прекратились.

И все же идея, что скорбящий человек может наслаждаться жизнью, не говоря уже о сексе, все еще звучит вызывающе. Считается, что человек в скорби должен быть чист и морально, и физически. Мы до сих пор склонны думать, что секс и скорбь, влечение к жизни и влечение к смерти, Эрос и Танатос, лучше не смешивать. Например, едва ли современное общество признает нормальной формой горя сексуальную утрату, когда люди оплакивают потерю сексуальных отношений с умершим партнером. Гораздо приемлемее говорить о любви и совместной жизни, оставляя в стороне эту более базовую сторону отношений.

Есть несколько увлекательных исследований, которые могут помочь изменить сложившейся вектор в общественном сознании. Нейропсихолог Элис Радош прожила со своим мужем сорок лет, но в 2013 году он погиб из-за редкой формы рака. Борясь со своей собственной сексуальной утратой, в 2016 году Радош и ее соавтор Линда Симкин опросили около ста женщин старше 55 лет. Большинство женщин предполагали, что, овдовев, они будут скучать по сексу со своим партнером и захотят открыто обсудить эту потерю.

Самое захватывающее в исследовании Радош — так это осознание социокультурного барьера. Те же самые женщины в более чем половине случаев сказали, что они бы не подумали спросить овдовевшую подругу о ее сексуальной утрате.

Некоторые сексопатологи утверждают, что секс может отвлечь от боли и горя благодаря сопутствующему выбросу дофамина. Во время работы над своей книгой «Лекарство от горя: когда утрата оставляет нас» (2024) я поговорил с автором статей о сексе Софией Бенуа, которая сказала, что секс может быть паллиативом для горя, потому что преобразует хаос и гнев: «Секс позволяет понять, что вы можете делать что-то, что не связано со смертью буквально, что-то утешающее или интимное — что-то, что не связано с чувством, что горе повсюду, что все кончено».

Для психотерапевтки Кэт Мейер, специализирующейся на сексе и травмах, секс — это способ скорбеть. Секс сталкивает Эрос и Танатос вместе и обеспечивает катарсис, позволяя нам подумать о вещах, которые мы можем глубоко чувствуем, но не хотим обсуждать. «Во время оргазма границы между нами и миром растворяются, и тогда мы действительно можем почувствовать себя за пределами боли, — говорит Мейер. — На более высоких стадиях возбуждения порог того, что вы можете выдержать, увеличивается из-за эндорфинов и дофамина… Таким образом, переживать отвращение, страх, печаль становится легче». Другими словами, мы можем обратить свое внимание прямо на то, что мы обычно пытаемся избежать или забыть.

Можем ли мы, прожив утрату, искать не успокоения, а освобождения от нее? По сути, успокоение — мифическое понятие, которое всегда служило другим гораздо больше, чем скорбящему человеку. Это простой способ для других не иметь дела с чьим-то горем и сделать его невидимым. Однако в сексе одиночество скорбящего можно обратить вспять. Смерть может стать жизнью.

Секс может быть именно тем, что нам нужно во время скорби. По словам нескольких секс-работниц, все больше мужчин обращаются к ним, чтобы высвободить подавленные чувства, включая глубокую печаль и стыд.

Госпожа Айрис, доминатрикс из Киото, рассказала, что скорбящие мужчины иногда приходят к ней, чтобы пережить свои самые большие страхи — так они могут осознать, что достаточно сильны, чтобы пережить горе.

Айрис вспоминает, что с одним клиентом, у которого умерла жена, у нее было много словесных и физических игр, основанных на боли. Сначала она его отхлестала, а потом спросила об одиночестве. Она объединила горе и секс, чтобы посредством доминирования показать ему, что его вера в то, что он никогда не справится со своей потерей, была ошибочной. Она намеренно погрузила своего клиента в состояние, когда он чувствовал себя жалким в своем горе, а затем разоблачила это убеждение. Таким образом она показала ему, что у него есть силы жить рядом со своим горем.

Лиара Ру, бывшая секс-работница, тоже говорила с некоторыми клиентами о горе, предоставляя то редкое пространство, в котором они могли открыто говорить о своей потере. После того, как она занялась сексом с одним скорбящим клиентом, они долго говорили о его ушедшей жене. Им вместе удалось понять, что его страх заключался в том, что он предает покойную, встречаясь с кем-то другим. Ру провела огромное количество времени, разговаривая с клиентами — вместе они переосмысляли свои травмы и потери.

В исследовании 2024 года для «Международного журнала сексуального здоровья» ученые опросили десять психологов и психотерапевтов, специализирующихся на терапии горя, и обнаружили, что горе может быть разрушительным для сексуальной близости, но также сексуальная близость во время горя может быть освобождающей, помогая партнерам в общении и выстраивании взаимной эмпатии.

Выбор секса как средства для проживания скорби частично бывает продиктован непредсказуемыми сдвигами в либидо. В письме Фрейду в 1922 году психоаналитик Карл Абрахам предположил, что «у довольно большого числа людей наблюдается увеличение либидо через некоторое время после утраты» и «повышенная потребность в сексе». Тот факт, что многие люди испытывают изменения в либидо после потери, является открытием, которое отчасти было подтверждено современными исследователями. Эмили Нагоски, бывший директор по образованию в области здоровья в колледже Смита в Массачусетсе и автор бестселлера «Приходи как есть» (2015), изучает «систему сексуального возбуждения» и «систему сексуального торможения» в наших телах.

Вопреки предположению Абрахама, она отметила, что во время скорби либидо часто снижается. Во время COVID-19, например, сексуальность многих людей начала отключаться из-за того, что многие из них теряли близких.

Однако есть обратные случаи, когда либидо может усиливаться на фоне чувства утраты. И важно рассматривать обе реакции как естественные. Секс может помешать близости, а может ее усилить, либидо может увеличиться, а может и уменьшиться. Иногда стремление к сексу, особенно в случае одиночества, очень логично — например, во время войны, когда поиск удовольствия и связи приобретает повышенное значение. В других же случаях Эрос и Танатос кажутся невероятно далекими друг от друга.

Например, в одном психологическом исследовании две трети опрошенных родителей, потерявших своего ребенка, сказали, что они сделали перерыв или прекратили заниматься сексом, чувствуя, что не заслуживают удовольствия или даже связи. Хотя многие пары считают прикосновения и секс важными в трудные времена, большинству из них было слишком сложно возобновить сескуальные отношения. В некоторых случаях пары говорили, что прекратили заниматься сексом, потому что это напоминало им о зачатии их ребенка.

Эти признания звучат душераздирающе, поэтому на необходимо дестигматизировать сексуальное влечение после утраты. Горе во многих отношениях бесконечно — это опыт, с которым нужно жить, а не замалчивать его. Хотя Шиле, Баллард, Барнс и многие другие писатели и художники демонстрировали провокационную и освобождающую природу столкновения Эроса и Танатоса, эти два влечения, в конечном счете, не столько противостоят друг другу, сколько переплетены. Только в самые уязвимые моменты наше бессознательное становится очевидным. В сексе, в смерти и горе нет ничего унизительного.