На уровне рефлекса. Павлов запрещал коллегам вспоминать легендарную собаку
175 лет назад, 26 сентября 1849 года, в Рязани появился на свет младенец, которому на роду было написано продолжить дело своих предков — стать священником.
Поначалу так и шло. Он окончил духовное училище, поступил в семинарию и был там на хорошем счету. Но на последнем курсе бросил всё. Причина — книга, которую министр внутренних дел Пётр Валуев признал книгой «неоспоримо вредного направления». Она называлась «Рефлексы головного мозга», автор был Иван Сеченов. Под её влиянием семинарист свернул с пути, уготованного судьбой, и в 1904 году стал обладателем Нобелевской премии. Первой в истории нашей страны.
Где собака зарыта
Многие, наверное, уже узнали Ивана Павлова. Возможно, вспомнили и научное достижение, за которое ему вручили премию, — обоснование физиологии пищеварения. А тут уж точно у всех перед глазами встанет образ собаки Павлова — с отверстиями в пищеводе и в желудке. Она ест, но пища дальше первого отверстия не проходит — вываливается наружу. А из второго отверстия капает желудочный сок. Так, наглядно и бесспорно, русский учёный доказал, что процесс пищеварения регулируется нервной деятельностью. Всё ведь очевидно: пища до желудка не дошла, а её переваривание уже началось. Почему? Да потому что нервная система дала сигнал — пора!
Ивана Петровича это одновременно и порадовало бы, и огорчило. Почему бы порадовало — понятно. Всё-таки ассоциация «Павлов — собака Павлова» и есть подтверждение его учения об условных рефлексах: «Центральное физиологическое явление в работе больших полушарий мозга есть то, что мы назвали условным рефлексом. Это явление психологи называют ассоциацией».
А причиной для расстройства было бы то, что эта ассоциация свидетельствует: в памяти грядущих поколений на правах главного отпечатался лишь один этап его научной деятельности. Причём тот, который он сам считал только преддверием.
Работы по физиологии пищеварения Павлов ведь прекратил ещё в 1903 году. Более того, прямо запретил сотрудникам своей лаборатории употреблять любые термины и понятия, связанные с ней. Возражать Ивану Петровичу боялись. Фармаколог и физиолог Николай Рожанский вспоминал: «Если он был убеждён в своей правоте, то всякое возражение считал недомыслием. В своих нападках он использовал весь арсенал — логику, насмешку, сарказм, презрение — всё что угодно, лишь бы разбить противника...»
Нобелевку, которая напомнила ему о старом, Павлов, конечно, принял. Но нобелевскую лекцию посвятил не тому открытию, за которое присуждена премия, что противоречило как сложившимся традициям, так и здравому смыслу. С той поры и до самой своей смерти (в 1936-м) он говорил об условных рефлексах и занимался исключительно физиологией высшей нервной деятельности животных и человека. То есть почти 33 года из тех 62, что посвятил науке.
Главный вопрос
Именно это открытие Павлов считал главным событием и поворотом в своей научной деятельности. Хотя бы по той причине, что оно стало фундаментом абсолютно нового направления.
Началось всё с того, что, изучая пищеварение, он отметил важную вещь: выделение слюны и желудочного сока у собак начинается до того, как в рот попадает еда. Иногда для этого достаточно вида пищи. А иногда — звука шагов человека, который её приносит. Происходит такое постепенно. Зато если происходит, то выделения слюны и желудочного сока можно добиться вообще без еды — достаточно только звука шагов. Такую связь Павлов и назвал условным рефлексом. А потянув за эту ниточку, перешёл к рефлексам более сложным, затем к ассоциациям, к мышлению, к возникновению разума и второй сигнальной системы — речи. То есть вплотную подобрался к решению самого главного вопроса, которым испокон веков задаётся человечество: как мы появились в этом мире и что нас отличает от животных?
Одним из основных отличий Павлов полагал рефлекс цели: «Жизнь только для того красна и сильна, кто всю жизнь стремится к постоянно достигаемой, но никогда не достижимой цели. Вся жизнь, все её улучшения, вся её культура делается рефлексом цели, делается только людьми, стремящимися к той или другой поставленной ими себе в жизни цели. Ведь коллекционировать можно всё, пустяки, как и всё важное и великое в жизни...»
Рефлекс цели Павлов объяснял на собственном примере, поскольку был страстным коллекционером — собирал марки, насекомых и произведения искусства. О том, что он обладает рефлексом более высокой цели — цели научных открытий, — говорить было лишним, все это видели и так.
«Павлов не продаётся»
Однако о рефлексе самой высокой цели Павлову сказать пришлось, поскольку многие этого не понимали: «Я был, есть и останусь русским человеком, сыном Родины. Её жизнью прежде всего интересуюсь, её интересами живу, её достоинством укрепляю своё достоинство».
Всё, что этому мешало, Павлов со свойственной ему горячностью ломал о колено. Он застал несколько политических режимов. И если какой-либо из них давал сбой на пути к высшей цели, был беспощаден. В 1905 году, когда Россия вела неудачную войну с Японией, он писал: «На троне сидит вырожденец. Правительство, которое довело страну до такого позора, должно быть свергнуто». Всё сбылось по слову его, в феврале 1917-го революция свершилась, и чуть погодя во главе Временного правительства встал Керенский. Что говорит Павлов? А вот что: «О, паршивый адвокатишка! Такая сопля во главе государства — он же загубит всё!» Сбывается и это пророчество — к власти приходят большевики. Они тоже не нравятся Павлову: «Введён в Устав Академии наук параграф, что вся работа должна вестись на платформе учения Маркса и Энгельса. Что это, как не насилие над научной мыслью? Чем это отличается от средневековой инквизиции?»
Однако Павлов — не вечно брюзжащий интеллигент. Помните, как он вёл себя со своими сотрудниками? Да — мог сорваться. Но мог и признать что-то дельное. Именно это и происходило с ним по мере «притирания» к новой власти. Пусть та ему и по-прежнему не нравилась, однако уехать из страны или вредить он считал постыдным. Одно из таких признаний Ивана Петровича зафиксировал биофизик Александр Чижевский, посетивший учёного в 1926 году: «Наши политические деятели ставят широкие эксперименты, но пока что для меня их результаты неубедительны... Ясно одно — им, нашим властителям, надо помогать, иначе у них ничего не выйдет. Я, несмотря на свой возраст, несу бремя науки не только для науки, но и для того, чтобы прославить Россию, хотя бы и большевистскую, чтобы нас признали во всём мире. Многие думают, что Павлова покупают, — не верьте этому. Павлов не продаётся, но Павлов пришёл к логическому выводу — надо помогать большевикам во всём хорошем, что у них есть...»
Этой позиции Павлов будет верен всё отпущенное ему время.