Тайна экспедиции Уиллоуби — Ченслора: как Англия в XVI веке заплатила жизнями шестидесяти трех своих моряков за попытку достичь Китая и Индии Северным морским путем
В середине XVI века англичане отправились на поиски Северо-Восточного прохода вдоль берегов Евразии, но эта экспедиция окончилась для них трагически. При желании на основе фактов, оставшихся от путешествия под началом Хью Уиллоуби, можно было бы написать роман в жанре исторического хоррора — наподобие «Террора» Дэна Симмонса. Но эта экспедиция привела и к другим, положительным результатам: один из ее кораблей уцелел, а благодаря его капитану Ричарду Ченслору завязались дипломатические и торговые отношения Англии и России. Владимир Веретенников рассказывает историю о том, как без малого 500 лет назад уроженцы островного королевства пытались найти путь в Китай и Индию через Северный Ледовитый океан и Сибирь.
Превзойти Васко да Гаму
В XVI веке Европа буквально бредила сокровищами Индии и Китая. Однако доступ к ним, равно как и контроль над богатствами Нового Света, получили португальцы и испанцы, извлекавшие из колониального грабежа баснословные прибыли. Другие западноевропейские державы, опоздавшие к этому «пиршественному столу», жутко завидовали удачливым обитателям Иберийского полуострова — и мечтали урвать свою долю. Но как? Разведанные к тому времени морские пути в Ост- и Вест-Индию находились под жестким контролем иберийцев, которые сурово наказывали потенциальных конкурентов за попытки подобраться к заморским богатствам. Нужно было искать обходные пути. Поэтому Себастьян Кабот и другие английские мореплаватели безуспешно искали легендарный Северо-Западный проход, через который надеялись добраться в Индию и Китай, следуя вдоль северного побережья Америки.
Конечно, уровень технологий как XVI века, так и нескольких следующих столетий не позволял преодолеть арктические моря, скованные льдом, — окончательно эту задачу удалось решить лишь в первой половине XX века.
Несть числа путешественникам, погибшим от нечеловеческих мук голода, холода и цинги в отчаянных попытках разведать морские маршруты вдоль северных берегов Евразии и Америки. Но 400 лет назад европейцы очень смутно подозревали о жутких препятствиях, с которыми им предстоит столкнуться на этих путях.
В 1551 году в Лондоне по инициативе Себастьяна Кабота и математика Джона Ди, заручившихся поддержкой влиятельного вельможи Джона Дадли, герцога Нортумберлендского, была основана «Торговая компания купцов-путешественников для открытия земель, стран, островов и неизвестных мест». Жюль Верн во «Всеобщей истории географических открытий» так описывает мотивы отцов-основателей этой компании:
«В то время Англия почти не вела самостоятельной торговли. Все коммерческие сделки проходили через руки ганзейских купцов из Антверпена, Гамбурга, Бремена и других городов. Ганзейские торговые компании разными способами добивались понижения ввозных пошлин и в конце концов монополизировали английскую торговлю. Кабот придерживался тех же взглядов, что и бристольские купцы, стремившиеся освободиться от ганзейской монополии. И в самом деле, флот, которым владели англичане, был совершенно достаточен, чтобы обеспечить сбыт мануфактурных товаров и продуктов сельского хозяйства. Зачем прибегать к помощи иностранцев, когда можно обойтись собственными силами? Почему бы не заняться поисками новых рынков сбыта и новых торговых путей? Если оказалось невозможным проникнуть в Индию и Китай Северо-Западным проходом, то нельзя ли добраться до них Северо-Восточным морским путем и не найдутся ли на этом пути более цивилизованные народы, чем бедные эскимосы с берегов Лабрадора и Ньюфаундленда?»
Доводы Кабота и Ди нашли многих сторонников: 240 паев новой компании (каждый стоил 25 фунтов стерлингов, по тем временам большие деньги) скупили 199 состоятельных мужчин и две женщины. На эти деньги были построены три корабля: 160-тонный Edward Bonaventure («Эдуард — Благое Предприятие»), 120-тонная Bona Esparanza («Благая Надежда») и 90-тонная Bona Confidentia («Благое Упование») — и нанят экипаж. Во главе экспедиции был поставлен Хью Уиллоуби, третий и младший сын сэра Генри Уиллоуби из Миддлтона (графство Дербишир), богатого и влиятельного джентльмена, служившего при дворах Ричарда III и Генриха VII. Уиллоуби-младший служил на различных должностях при дворе Генриха VIII, а затем поступил на военную службу и отличился в ходе войн с шотландцами и французами. Эдвард Сеймур, герцог Сомерсет, посвятил Хью в рыцари. После смерти Генриха VIII Сеймур добился назначения лордом-протектором и «опекуном особы короля» при несовершеннолетнем Эдуарде VI — и начал править Англией по своему усмотрению.
При таком покровителе дальнейшая карьера Хью выглядела безоблачной, но вскоре позиции всемогущего временщика пошатнулись. Недруги Сомерсета, воспользовавшись потрясшими Англию внутренними неурядицами и нападением французов, обвинили его в неспособности править, свергли, а через некоторое время осудили на смерть. Падение и казнь Сомерсета в 1552 году негативно повлияли на общественное положение Уиллоуби и заставили его искать для себя другие способы возвышения.
За возможность возглавить экспедицию в далекую страну сэр Хью сразу же ухватился — ведь в случае удачи он обрел бы славу, равную той, что некогда завоевали Христофор Колумб и Васко да Гама. Опять же, если бы путешествие в Катай (так в ту пору с легкой руки Марко Поло называли в Европе Китай) и Индию увенчалось успехом и удалось бы наладить регулярное сообщение с ними, это бы озолотило всех причастных.
Уиллоуби подал прошение организаторам. И хотя у него не было значительного морского опыта, его выбрали начальником экспедиции — из-за его знатной семьи и «исключительного мастерства на военной службе». По тем временам такое назначение не казалось чем-то исключительным. Например, в 1497 году португальский король Мануэл I поставил во главе экспедиции в Индию молодого дворянина Васко да Гаму, также не имевшего опыта далеких морских путешествий, но зато отличившегося в битвах. И не прогадал — да Гама блестяще, с точки зрения короля, провел эту экспедицию, вернулся с большой добычей и с картой разведанного пути в далекую богатую страну, куда португальцы устремились как прожорливая саранча. Сэр Хью полагал, что справится со своей задачей ничуть не хуже.
Главным штурманом экспедиции стал Ричард Ченслор (Ченслер), о ранней жизни которого мало что известно. Историки сходятся в том, что родился он в Бристоле, предположительно, в 1521 году. Ему повезло: будучи незнатного происхождения, Ченслор воспитывался в доме влиятельного царедворца Уильяма Сиднея, лорда Пеншерста. Ричард стал моряком, участвовал в дальних плаваниях. В дальнейшем судьба свела его со знаменитым мореплавателем Себастьяном Каботом и ученым Джоном Ди, одинаково увлекавшимся как математикой, географией и астрономией, так и алхимией и оккультизмом (разумеется, Джон не мог знать, что спустя много десятилетий его сын Артур, искусный врач и тоже алхимик, будет трудиться при дворе российского царя Михаила Федоровича). Они-то и вовлекли Ченслора в главную экспедицию его жизни — назначение штурманом он получил благодаря своему товарищу по детским играм Генри Сиднею.
Детально расписанные планы
Всего под началом Уиллоуби числилось 116 человек — для путешествия подобрали опытных моряков. Им предстояло плыть вдоль северного и восточного побережья Евразии до тех пор, пока не доберутся до Китая — где и следовало приступить к торговле. Длительность и тяготы пути (шутка ли, предстояло обогнуть половину континента!) никто из англичан заранее не мог даже вообразить. Однако для путешественников разработали устав, составители которого пытались предусмотреть решительно все случаи жизни.
В частности, организаторы очень хотели, чтобы плавание совершалось в условиях полного благочестия, а присущие морякам пороки были с кораблей изгнаны.
«На корабле не должно быть ни богохульства, ни гнусных ругательств; среди судовых экипажей не должны быть терпимы сквернословие, непристойные рассказы и безбожные разговоры, равно как игра в кости, карты и иные дьявольские игры, от которых происходит не только разорение игроков, но споры, раздоры, ссоры и драки и часто даже убийства, ведущие к последней погибели обеих сторон и навлекающие справедливый гнев божий и меч его возмездия. Надо изгнать эти чумные заразы, пороки и грехи; нарушители же, не исправляющиеся после увещания в первый раз, подвергаются наказанию по усмотрению капитана или штурмана, по принадлежности», — гласил двенадцатый пункт устава.
А в тринадцатом пункте указывалось, что «утреннюю и вечернюю молитву и другие общие службы, определенные королевским величеством и законами нашего королевства, надлежит ежедневно читать и произносить на каждом корабле: на адмиральском — священнику, на прочих судах — купцу или иному ученому человеку».
Однако, как вскоре оказалось, у лондонских купцов имелся приоритет поважнее религии. Прагматичные англичане ради успеха экспедиции готовы были отказаться от непременной цели других путешествий того времени в «языческие» земли — насаждения там христианства. «Запрещается сообщать какому бы то ни было народу сведения о нашей религии, но предлагается обходить этот вопрос молчанием и не высказываться о ней, делая вид, что мы имеем те же законы и обычаи, какие имеют силу в той стране, куда вы приедете», — предписывал двадцать второй пункт.
При этом с туземцами предполагалось особенно не церемониться — но и озлоблять их излишними жестокостями англичане, по крайней мере на словах, не собирались.
«Ввиду того что наши люди и наши корабли могут показаться местным жителям странными и удивительными, как и тамошние люди нашим, следует выяснить, как бы их использовать, изучив их характер и их взгляды через какого-нибудь одного человека, которого вы могли бы прежде всего заманить или же захватить и привезти на ваши корабли и там уже выведать у него, что вы можете, без насилий, причем женщин запрещается вводить в искушение, приводить к невоздержанию или бесчестию», — настаивал устав.
Вообще, с пленниками предписывалось хорошо обращаться, кормить и одевать — а потом «высадить на берег с тою целью, чтобы он или она мог побудить других подойти поближе и показать продукты их страны; если же захваченное лицо можно будет напоить допьяна вашим пивом или вином, то вы узнаете тайны его сердца». Также устав призывал моряков к крайней осторожности:
«Наши люди не должны заходить на берег так далеко, чтобы не оставалась возможность тотчас же возвратиться на свои пинассы и корабли, и не должны верить ласковым словам иностранных людей, могущим оказаться лукавыми и лживыми; ваши люди не должны также подвергать себя опасности погибнуть из-за желания получить золото, серебро или иное сокровище. Считайте ваши собственные товары выше всех других и не очень показывайте своим видом, что вы желаете получить иноземные товары, но тем не менее берите их как в знак дружбы, так и посредством мены».
Уиллоуби, Ченслору и прочим офицерам экспедиции предстояло стать искусными дипломатами.
«С каждым народом и в каждой местности следует поступать обдуманно и не раздражать народы надменностью, насмешками и презрением или чем-нибудь подобным; следует обращаться с ними осторожно и осмотрительно со всяческой вежливостью и любезностью и не задерживаться долго на одном месте, пока вы не достигнете наиболее важного места, какое вами может быть открыто, с таким расчетом, чтобы вы могли возвратиться назад счастливо и с достаточными съестными припасами», — наставляли организаторы экспедиции.
Инициаторы экспедиции старались развеять возникшие у некоторых моряков скептические настроения и в то же время заботились о том, чтобы сохранить информацию о предстоящих географических открытиях.
«Вам может представиться случай прислать известие о ваших действиях в делах, отвечающих интересам компании, например, касательно вероятности успеха путешествия, преодоления морских опасностей, опасностей от льда, от невыносимых холодов и иных препятствий. Многие авторы и писатели уже посеяли в некоторых умах подозрение, что это путешествие не будет иметь успеха из-за близости северного полюса, из-за отсутствия морских проходов и т. п., а это в свою очередь заставило колеблющиеся умы и сомневающиеся головы не только уклониться от путешествия, но и других отговаривать от него. Для удостоверения о его успешном исходе, когда вы убедитесь о том из опыта (самого лучшего учителя во всех людских знаниях), и для провозглашения истины, в которой вы успеете убедиться, вы можете с общего согласия совета отправить сушей или иначе одного или двух посланцев, которые по вашему мнению будут в состоянии невредимые привезти ваше удостоверенное сообщение. Однако такое сообщение следует посылать только по самым неотложным причинам: при вероятности успеха путешествия, при открытии морских проходов, при обнаружении признаков благоприятного развития торговли и т. п.», — наставлял устав.
Три корабля покинули Лондон 10 мая 1553 года — их провожали с большой помпой, всячески славя отважных мореходов, обещавших покрыть имя доброй старой Англии новой славой и заработать для нее большие деньги. Флотилия медленно спустилась по Темзе, остановившись в Гринвиче, чтобы салютовать молодому королю Эдуарду VI (менее чем через два месяца этот юный монарх, впоследствии прославленный Марком Твеном в «Принце и нищем», скончается от туберкулеза).
Увы, начало плавания оказалось не слишком удачным — путь осложнили сильные противные ветры. Корабли достигли побережья Норвегии только 14 июля, более чем через два месяца после отплытия из Лондона.
Капитаны кораблей старались держаться вместе — они заранее договорились, что если их разделит непогода, то местом встречи станет крепость Вардехюс, находящаяся в устье Варангер-фьорда (самый восточный фьорд Норвегии).
Последняя гавань
30 июля в районе Нордкапа на корабли обрушились ужасные штормы, затянувшиеся на несколько дней, — и ночью на 3 августа у норвежского острова Сенья (у 69° с. ш.) судно Ченслора «Эдуард — Благое Предприятие» навсегда разлучилось с двумя другими. Когда ветер несколько стих, Уиллоуби провел совещание со шкипером Корнелием Дюрфертом, капитаном «Благого Упования». Они решили искать Вардехюс, но поиски оказались безуспешны. Шторм унес «Благую Надежду» и «Благое Упование» слишком далеко от побережья, а каких-либо ориентиров, способных помочь определиться в пространстве, у моряков не имелось. Карты оказались неверными, показания компаса были признаны ненадежными, а погода оставалась слишком пасмурной, что не позволяло измерить широту. В течение двух недель корабли плыли на восток, пока 14 августа рано утром на горизонте не показалось какое-то побережье.
Земля, на которую они наткнулись, кишела утками и другими птицами.
«Мы подошли к ней и спустили бот, чтобы посмотреть, что это была за земля. Но бот не мог подойти к берегу из-за мелководья и большого количества льда… На берегу не было видно никаких признаков жилья. Земля эта находится на широте 72°», — записал глава экспедиции в дневнике.
Как отмечают современные историки, если Уиллоуби определил широту верно, то он добрался до Гусиной Земли — юго-западной части архипелага Новая Земля, уже давно посещаемого русскими поморами. Впрочем, вплоть до XVIII века англичане предполагали, что путешественники открыли какой-то совсем новый остров — и эту «Землю Уиллоуби» долго и напрасно искали.
Увы, русских промысловиков, способных им помочь, люди Уиллоуби там не встретили. В течение трех дней путешественники продолжали плыть к северу, а потом обнаружили в одном из кораблей течь, вынуждены были повернуть на юг и вернулись к континенту. Туманная мгла осложняла наблюдения. 21 августа Уиллоуби записал, что море становилось «всё мельче и мельче и всё же не было видно берега». Чтобы избежать опасности, он отошел в открытое море и четыре недели двигался на запад: то вдоль берега, то теряя его из вида. Обогнув небольшой остров, англичане увидели там устье реки, где не обнаружилось ни людей, ни жилья.
Начальник экспедиции оставил запись в дневнике:
«18 сентября мы вошли в эту гавань и бросили якоря на глубине 6 сажен. Гавань эта вдается в материк приблизительно на две мили, а в ширину имеет пол-лиги. В ней было много тюленей и других больших рыб, а на материке мы видели медведей, больших оленей и иных странных животных и птиц, как, например, диких лебедей, чаек, а также других, неизвестных нам и возбуждавших наше удивление. Пробыв в этой гавани с неделю и видя, что время года позднее и что погода установилась плохая — с морозами, снегом и градом, как будто бы дело было в середине зимы, мы решили тут зимовать. Поэтому мы послали трех человек на юго-юго-запад посмотреть, не найдут ли они людей; они проходили три дня, но людей не нашли; после этого мы послали еще четверых человек на запад, но и они вернулись, не найдя никаких людей. Тогда мы послали трех человек в юго-восточном направлении, которые таким же порядком вернулись, не найдя ни людей, ни какого бы то ни было жилища».
Тем не менее Уиллоуби решил остаться в этом месте на зимовку — а в следующем году, когда ледовая обстановка улучшится, продолжить путь в Катай.
Точку в этой жуткой истории поставили русские поморы, обнаружившие зимой 1554 года за Нокуевым островом, у Мурманского берега, в устье реки Варзины, два судна, стоявших у берега. Поморы с опаской приблизились — от чужих людей, прибывших из далеких стран, можно было ожидать всякого. Но гостей никто не встретил — а когда поморы отважились взойти на борт, они обнаружили экипажи мертвыми. На двух кораблях умерли все живые существа — не только шестьдесят три моряка, но и сопровождавшие их собаки.
По злой иронии судьбы рядом с местом гибели экспедиции находится крохотный островок со странным для этих краев названием — Китай…
Двинская летопись зафиксировала показания очевидцев: «…стоят на якорях в становищах, а люди на них все мертвы, и товаров на них много». Венецианский посол Джованни Мичиэль, ознакомившийся, с его слов, с рассказами поморов, поднявшихся на корабли Уиллоуби, передавал:
«Некоторые из умерших были найдены сидящими, с пером в руках и бумагой перед ними, другие — сидя за столом с тарелками в руках и ложками во рту, третьи — открывающими шкаф, иные — в других позах, как будто статуи, которые поставили таким образом. Так же выглядели собаки».
Когда весть о страшной находке достигла Москвы, царь Иван IV распорядился отправить мертвые тела в Холмогоры, перевести найденные корабли в Белое море и при первой возможности вернуть их англичанам. Экипажи, предназначенные для того, чтобы вернуть оба судна на родину, прибыли в Россию только в 1556 году. На борт одного из кораблей погрузили останки Уиллоуби и его людей, предназначенные для погребения в родных краях. Покинув остров Святого Николая в Белом море 20 июля 1556 года, оба корабля добрались до западного побережья Норвегии. Там они попали в шторм, который их потопил. Однако дневник Уиллоуби был отправлен на другом судне и потому сохранился.
Заканчивая разговор о судьбе сэра Хью, стоит отметить, что с Россией оказалась связана судьба и его далекого потомка, сэра Несбита Джозайи Уиллоуби (1777–1849). Это был один из самых дерзких и отважных офицеров британского королевского флота, израненный во множестве сражений, в которых принял участие. Но кроме своей личной храбрости Несбит отличался наплевательским отношением к приказам вышестоящих, полагая себя умнее начальства, — за что четыре раза представал перед военным трибуналом. В 1812 году, решив, что возможность дальнейшей карьеры на родине для него закрыта, Уиллоуби предложил свои услуги русскому царю Александру I и был принят на службу, но не на флот, а в армию. Он служил в чине полковника и в битве под Лейпцигом потерял руку, за что получал от российского государства до самой смерти пенсию. Уиллоуби попал в плен к французам, но через девять месяцев сумел совершить побег и вернулся в Англию.
За четыреста лет до группы Дятлова
Из найденных на кораблях бумаг следовало, что еще в январе 1554 года Хью Уиллоуби и 63 его спутника были живы. Так что же с ними произошло? Современники рассматривали четыре возможные версии. Наиболее убедительной казалась гибель от холода — и даже спустя триста лет историки писали, что англичане, дескать, замерзли насмерть. Вот, например, что сообщает Николай Михайлович Карамзин в «Истории государства Российского» (том VIII, глава V):
«Еще Англия не была тогда первостепенною морскою Державою, но уже стремилась к сей цели, соревнуя Испании, Португалии, Венеции и Генуе; хотела проложить путь в Китай, в Индию Ледовитым морем, и весною в 1553 году, в Царствование юного Эдуарда VI, послала три корабля в океан Северный. Начальниками их были Гуг Виллоби и капитан Ченселер. Разлученные бурею, сии корабли уже не могли соединиться: два из них погибли у берегов Российской Лапландии в пристани Арцине, где Гуг Виллоби замерз со всеми людьми своими: зимою в 1554 году рыбаки Лапландские нашли его мертвого, сидящего в шалаше за своим журналом».
Однако, если вдуматься, у «холодной» версии нет никаких внятных обоснований. Моряки имели достаточный запас теплой одежды, а также груз шерстяных тканей на борту. Топлива им должно было хватить — ведь в случае его недостатка можно было рубить на дрова деревянные корпуса судов, но они были найдены пребывающими в полном порядке. Тем более, судя по записям современников, совсем уж экстраординарного холода в тех краях тогда не наблюдалось.
Точно так же неубедительно выглядит и вторая версия — смерть от голода. Продуктов на кораблях было запасено на восемнадцать месяцев. Даже если часть провизии протухла, то всё равно должны были остаться значительные запасы сухарей или муки. Кроме того, никто не попытался съесть собак, которых везли с собой. Животные, сопровождавшие моряков, приняли ту же смерть, что и их хозяева.
Что касается третьей версии — массовой гибели от цинги, — то эта болезнь, конечно, была страшным недугом моряков в течение всей эпохи парусного судоходства. Но очень трудно представить, чтобы она одновременно сразила и в одночасье погубила абсолютно всех членов экипажа. На борту кораблей Уиллоуби имелся стандартный набор провизии для моряков XVI века, состоявший из вяленого мяса, рыбы, сухарей, пива, вина, масла и уксуса. По оценкам специалистов, подобный рацион способен был вызвать симптомы цинги через полгода с начала зимовки, а то и меньше. Да, не исключено, что у кого-то из команды успели проявиться первые симптомы этого заболевания — слабость, головокружение и мышечная боль. Однако ни один из моряков не умер от цинги до дня всеобщей гибели — не обнаружено ни соответствующих записей в дневнике начальника экспедиции, ни могил…
Несколько позже появилось четвертое, более оригинальное предположение — смерть от отравления свинцом. Кстати, по одной из наиболее распространенных гипотез (хотя ее вроде бы отвергли), эта же причина могла ускорить гибель участников экспедиции Джона Франклина в XIX веке: они везли с собой консервы в банках, запаянных свинцом. Однако в XVI веке такие консервы еще не успели изобрести. Правда, киль одного из кораблей Уиллоуби был облицован свинцом, чтобы предотвратить вредное воздействие червей-древоточцев, — но достаточно ли этого металла для того, чтобы повлечь столь фатальные последствия? Да и не могли люди умереть от отравления свинцом одномоментно.
Согласно одной из наиболее правдоподобных версий, англичане отравились угарным газом. Стремясь максимально сберечь тепло, они постарались законопатить все отверстия, но это сыграло с ними злую шутку — надышавшись газом, моряки впали в кому, а затем подступающий холод довершил убийственную работу…
Мурманский краевед Игорь Воинов, детально занимавшийся этой загадочной историей, напоминает, что угарный газ образуется вместо углекислого, когда углям не хватает кислорода для полноценного окисления.
«Если предположить, что для экономии тепла весь экипаж сосредоточился на одном судне и впал в кому от действия угарного газа, а наступивший холод завершил дело? Вполне правдоподобно. Остается вопрос; а как ведут себя в таких случаях собаки? По свидетельству врачей, наблюдаются отравления как людей, так и собак угарным газом. Угарный газ не имеет запаха, а следовательно собачий нос тут бесполезен», — подчеркивает Воинов.
Подтвердить эту гипотезу могли бы данные о позах, в которых находились мертвые тела после обнаружения. К сожалению, стопроцентно достоверная информация на этот счет до нас не дошла.
«Современники подтверждают лишь факт того, что руководитель экспедиции был обнаружен сидящим за столом, и это не противоречит версии отравления газом. Вполне вероятно, человек мог заснуть от воздействия угарного газа и сидя за столом», — пишет Воинов.
Сообщения же о том, что некоторые из моряков умерли за повседневными делами (например, открывая шкаф), появились уже в Англии — после того как туда были доставлены тела моряков. Это могло быть и преувеличением писателей. В целом же вариант угара на сегодняшний день выглядит самым близким к истине.
Впрочем, с уверенностью можно сказать, что за давностью лет эта загадка так и не будет разрешена стопроцентно. В целом коллективная смерть Уиллоуби и его экипажа благодаря окружающей ее тайне перекликается с гибелью группы Дятлова на Урале — с поправкой на куда большие масштабы трагедии.
Плыл в Китай, а попал в Москву
Ричарду Ченслору, ведшему самое крупное судно экспедиции «Эдуард — Благое Предприятие», суждена была совсем другая судьба. Он со своим помощником Стивеном Бэрроу так удачно проложил курс, что, обогнув Нордкап, успешно добрался до Вардехюса. Там Ченслор простоял с неделю, напрасно ожидая Уиллоуби, а затем возобновил путешествие и, стараясь не отходить далеко от берега, проник в Белое море. 24 августа 1553 года корабль вошел в устье Северной Двины, где англичане, высадившись, увидели вытащенное на берег рыбацкое суденышко.
«Простые сыны природы испугались англичан и ударились в бегство. Однако ж Ченслор догнал их; дрожа от страха, они обнимали его колени и целовали его ноги», — сообщается в сочинении, написанном со слов участников экспедиции.
Неподалеку находился православный Николо-Корельский монастырь (а после возник город Северодвинск, одна из улиц которого ныне носит имя Ченслора). Поговорив с местными жителями, Ричард узнал, что находится отнюдь не в Катае, а в пределах Московского царства, о котором в ту пору в Англии бытовали самые смутные представления.
«Того же года августа в 24 день прииде корабль на устье Двины реки и обосновся. Приехали на Холмогоры в малых судех от англинского короля Едварда посол Рыцарт, а с ним гости», — сообщает простодушный северный летописец.
Дабы придать себе больше весу, обычный моряк Ричард Ченслор назвал себя «королевским послом» — и ему поверили. В Ричарде взыграл дух авантюризма — и, не дождавшись разрешения, он отправился санным путем прямиком в Москву. На полпути, впрочем, Ченслор встретил царского гонца, вручившего ему приглашение посетить столицу.
Столицу экзотического царства гость разглядывал с жадным любопытством.
«Сама Москва очень велика. Я считаю, что город в целом больше, чем Лондон с предместьями. Но она построена очень грубо и стоит без всякого порядка. Все дома деревянные, что очень опасно в пожарном отношении. Есть в Москве прекрасный замок, высокие стены которого выстроены из кирпича. Царь живет в замке, в котором есть девять прекрасных церквей и при них духовенство», — записывал англичанин.
Иван IV принял пришельца с большой пышностью и провел с ним переговоры — даже не догадываясь, что гость уполномочен лишь самим собой. Однако в итоге всё сложилось для английских купцов как нельзя лучше — царь пообещал оказывать им покровительство. В марте 1554 года русский государь с почетом отпустил Ченслора на родину. Вернувшись в Англию, Ричард был принят самой королевой Марией Тюдор (сменившей скончавшегося Эдуарда VI), которой вручил грамоту царя Ивана.
Ченслор сообщил соотечественникам волнующие новости. Пусть до Китая добраться и не удалось, но на пути к нему обнаружилось другое богатое государство, торговля с которым сулила огромные прибыли. На радостях Кабот и Ди переименовали свое предприятие в «Московскую компанию», а Ченслор в 1555 году снова отправился на Русь — на сей раз действительно в качестве официального посла своей страны. Его сопровождали два агента «Московской компании».
Англичане получили от Ивана IV огромные привилегии: им в России предоставили право свободной и беспошлинной торговли оптом и в розницу, позволили построить опорные пункты («дворы») в Холмогорах и Вологде, не облагавшиеся податями. Еще царь подарил англичанам двор в Москве у церкви Святого Максима. Компания получила право на собственный уголовный суд, при рассмотрении же торговых дел суд совершал царский казначей. Российские таможенники, воеводы и наместники не имели права вмешиваться в дела «Московской компании».
Англичане немедленно принялись за создание торговой инфраструктуры. Они скупали в России в огромных количествах лес, пеньку (эти стратегические товары были необходимы британцам для строительства своего впоследствии самого мощного в мире флота), воск, сало, ворвань, лен, коноплю, пушнину, рыбу. Сами же везли в Россию олово, сотни тюков материи и сукна, сахар, чернослив, изюм, перец, посуду, а также оружие, порох и селитру. Последнее было для государства Ивана Грозного особенно важно, поскольку еще до начала Ливонской войны в Великом княжестве Литовском, в Польше, в городах Ганзейского союза и в Священной Римской империи действовало эмбарго на ввоз военных товаров в Московию. С началом же многолетней войны, как легко догадаться, ввоз таких товаров затруднился еще больше. Воевавшие с Россией Речь Посполитая и Швеция пытались уговорить англичан отказаться от продажи оружия «московитским варварам», взывали к их совести — но, как легко догадаться, напрасно.
Когда Ченслор вновь отправился в обратный путь, его сопровождал уполномоченный Иваном Грозным дьяк Посольского приказа Осип Непея, поставленный во главе русской торгово-дипломатической миссии. У берегов Шотландии корабль «Эдуард — Благое Предприятие» попал в свирепый шторм, налетел на скалы и разбился, а Ричард Ченслор вместе с сопровождавшим его сыном утонул. Говорят, Ричард до последнего заботился о спасении русского посла… Вместе с ним погибли большая часть экипажа, семеро членов русской миссии, а также подарки, предназначенные для королевы Марии и ее супруга Филиппа II Испанского. И опять же ирония судьбы: Осип Непея, для которого это морское путешествие было первым в жизни, ухитрился выбраться на берег. Его сначала доставили в крепость Бервик, а затем повезли в Лондон. Встречали русского посла со всей пышностью: уже в двенадцати милях от английской столицы его приветствовали восемьдесят членов «Московской компании». В марте 1557 года Непея имел аудиенцию у короля и королевы и провел с ними официальные переговоры.
Затем Осип Григорьевич, сопровождаемый английским послом Энтони Дженкинсоном, вернулся на корабле Primrose в Россию, привезя с собой две грамоты для русского монарха, немало ценных подарков и специалистов разного рода. В дальнейшем отношения двух держав быстро окрепли, а Иван Грозный вступил в интенсивную переписку со сменившей умершую Марию королевой Елизаветой — и даже, по некоторым данным, пытался к ней свататься, а также обговаривал вопрос о возможном политическом убежище.
Английские же купцы получили в России такие привилегии (они даже имели право чеканить русскую монету), что их российские коллеги неоднократно молили правительство хоть как-то усложнить жизнь приезжим конкурентам. Но власти прислушались к этим мольбам лишь в 1649 году, воспользовавшись в качестве повода событиями Английской революции.
Англичан обвинили в том, что они «всею землею учинили большое злое дело, государя своего Карлуса короля убили до смерти» — за что их купцов выслали из России, дозволив посещать только Архангельск…
Стивен Бэрроу в поисках устья Оби
Что касается дальнейших открытий на северо-восточном направлении, то эстафету от Уиллоуби и Ченслора перенял Стивен Бэрроу. В 1553 году он шел вместе с Ченслором на «Эдуарде — Благом Предприятии» и набрался тогда необходимого опыта. В Москве они с Ченслором услышали от русских о существовании далеко к востоку от Белого моря могучей реки Оби, впадающей в Ледовитый океан. У купцов-предпринимателей во главе с Себастьяном Каботом тут же возникла новая дерзкая идея: а почему бы не попытаться проникнуть в Катай через Обь? И в 1556 году Бэрроу отправили к Оби на маленьком суденышке Serchthrift («Ищи выгоды»).
Бэрроу повезло — он не погиб в пути и 9 июня 1556 года благополучно вошел в устье реки Колы.
«Здесь к нам подошло несколько их [поморских] лодок. Люди с них заявили мне, что они также готовятся отплыть на север для ловли моржей и семги, и щедро одарили меня белым пшеничным хлебом. Пока мы стояли на этой реке, мы ежедневно видели, как по ней спускалось вниз много русских ладей, экипаж которых состоял минимально из двадцати четырех человек, доходя на больших до тридцати. Среди русских был один, по имени Гавриил, который выказал большое расположение ко мне, и он сказал мне, что все они наняты на Печору на ловлю семги и моржей; знаками он объяснил мне, что при попутном ветре нам было всего семь-восемь дней пути до реки Печоры, и я был очень доволен обществом русских. Этот Гавриил обещал предупреждать меня о мелях, и он это действительно исполнил. В среду, 21 июня, Гавриил подарил мне бочонок меда, а один из его друзей — бочонок пива; их несли на плечах не менее как две мили. В понедельник, 22 июня, мы выехали из реки Колы со всеми русскими ладьями. Однако, плывя по ветру, все ладьи опережали нас; впрочем, согласно своему обещанию, Гавриил и его друг часто приспускали свои паруса и поджидали нас, изменяя своим спутникам», — свидетельствует британский мореплаватель.
Благодаря дружеской помощи поморов Бэрроу добрался до устья Печоры, где простоял пять дней, а затем двинулся в открытое море. Утром 21 июля «Ищи выгоды» угодил во льды, но выбрался и через некоторое время нашел землю с удобным местом для стоянки и пресной водой. Бэрроу назвал эту землю островом Святого Иакова (судя по широте 70°20′, это был, вероятно, остров Междушарский у берегов Новой Земли). Он встретил и там несколько русских ладей. Кольский помор Лошак разъяснил Бэрроу, что тот свернул в сторону от «дороги, которая ведет на Обь». Со слов Лошака, суша, к которой подошли англичане, называется Нова Зембла и что на ней «находится, как он думает, самая высокая гора в мире». Лошак и один его товарищ, встреченный англичанами позднее, снабдили их инструкциями о том, как добраться до Оби, — видимо, поморам даже не пришло в голову держать это в секрете. Однако воспользоваться полученными сведениями Бэрроу не сумел.
«Ищи выгоды» сумел добраться лишь до острова Вайгач (на границе Баренцева и Карского морей), где англичане вновь встретили Лошака и его команду. Лошак повел Бэрроу к «самоедским идолам» — божествам населявших эти края ненцев.
«Число их было более трехсот, самой плохой и неискусной работы, какую я когда-либо видел. У многих из них глаза и рты были вымазаны кровью; они имели грубо сделанный облик мужчин, женщин и детей; то, что было намечено из других частей тела, также было обрызгано кровью. Некоторые из их идолов были не чем иным, как старыми кольями с двумя, тремя нарезами, сделанными ножом. Я увидел много следов названных самоедов и следов саней, на которых они ездят. Тут же, у кучи идолов, лежала одна пара сломанных саней и оленья шкура, загаженная птицами. Перед некоторыми идолами были сделаны плахи высотой до рта идола; все они были в крови, и я подумал, что эти плахи служат жертвенниками. Я видел также приспособления, при помощи которых они жарят мясо; насколько я мог заметить, они разжигают огонь прямо под вертелом. Присутствовавший при этом Лошак сказал мне, что здешние самоеды не такие опасные, как обские; что у них нет домов — я действительно не видел ни одного, — а только палатки из оленьих шкур, которые они подпирают кольями и шестами», — записал английский капитан.
6 августа Лошак расстался с Бэрроу на широте 70°25′ — после этого англичане очень мало продвинулись на восток и 22 августа повернули обратно, «потеряв всякую надежду в этом году на какие-нибудь новые открытия на востоке». Перезимовал Бэрроу в Холмогорах, а весной 1557 года получил приказ идти на поиски бывших двух судов Уиллоуби, отправленных на родину и пропавших по дороге. Корабли эти он не нашел, зато описал северный берег Кольского полуострова, а мимоходом составил первый краткий англо-ненецкий словарь (около 100 слов).
К слову, на судне Бэрроу «мастером» (старшим штурманом) числился Ричард Джонсон, ранее тоже ходивший с Ченслором. Зимой 1556–1557 годов он по заданию «Московской компании» в беседах с русскими купцами собирал и записывал сведения о Северной Азии. Также Джонсон сопровождал посла Энтони Дженкинсона, который в 1558 году совершил путешествие из Москвы в Бухару, а в 1561–1564 годах — в Персию. Англичане продолжали искать пути в Индию и Китай. Результатом этих путешествий Дженкинсона стали не только официальные отчеты, но и самая подробная на тот момент карта Русского царства, Каспийского моря и Центральной Азии, изданная в Лондоне в 1562 году.
Что касается пути через Обь, то его британцы в конечном итоге забраковали. Джонсон записал рассказ уроженца Холмогор по имени Федор Товтигин (Pheodor Towtigin). Тот поведал, что на востоке, за Югорской (Ugori) страной, река Обь образует самую западную границу страны «самоедов». Эти «самоеды» живут по морскому берегу, и страна их называется Мангазея (Molgomsey).
«Пищей им служит мясо оленей (olens or harts) и рыба, а иногда они между собой пожирают один другого. Если к ним приезжают купцы, то они убивают одного из своих детей для самих себя и чтобы вместе с тем угощать купцов. Если какой-нибудь купец случайно умрет, будучи у них, то они не хоронят его, а поедают, точно так же, как поедают и своих земляков. Они с виду уродливы, у них маленькие носы, но они проворны и отлично стреляют; они ездят на оленях и собаках, а одежда у них из собольих и оленьих шкур. Других товаров, кроме соболей, у них нет. Точно так же, на том же берегу, в той же стране, за этим народом, у самого берега моря обитает другое племя самоедов, имеющих те же обычаи, но другой язык. Один месяц в году они проводят в море и не выходят на сушу и не живут на ней в течение этого месяца. Точно так же, за этим народом, на берегу моря, живут еще другие самоеды, едою которым служит мясо и рыба; товары у них — соболя, белые и черные лисицы, которых русские называют песцами (psalts), и шкуры ланей и оленей», — зафиксировал Джонсон.
Этот отрывок нуждается в комментарии. Ученые не отрицают, что малые народы Севера, обитавшие в Западной Сибири и вынужденные выживать в суровейших природных условиях, иногда практиковали каннибализм. Однако со временем содержание этого обычая изменилось.
«Возникшие в эпоху позднего палеолита религиозные верования изменили и коллективное отношение к каннибализму. Если ранее его применяли исключительно для удовлетворения физиологических потребностей — голода, то с появлением религиозных обрядов и недостатка знаний начали использовать для умилостивления души умершего. Источником таких убеждений служила вера, что душа после смерти тела не умирает, а может начать беспокоить живых. Чтобы оградить себя от неприятностей, был даже создан культ поедания предков. Лица, участвовавшие в нем, считали, что, когда они съедят тело, душа покойника сольется с душами живых родственников и сделает их более сильными. Впоследствии этот культ был перенесен и на образ врага, и не только с целью получения его силы (физической, психологической или умственной), но и для уничтожения его могущества», — пишет этнограф и историк Александр Вольф.
Он, впрочем, подчеркивает, что ритуальный каннибализм изначально существовал у всех народов, переживающих собственную эпоху архаики…
Суровая страна «самоедов» показалась британцам наименее удобным путем в Индию из всех возможных. В итоге добраться до вожделенной Индии им удалось в конце XVI века тем же путем, которым пользовались все остальные европейские народы, — через Атлантику и Индийский океан… А планы лондонских купцов, когда-то отправлявших Хью Уиллоуби и Ричарда Ченслора в путь до Китая Северным Ледовитым океаном, так и осели в архивах забавным историческим курьезом…