БОМЖ (автор: Артур Балаев)
... От Ахметьевска до областного центра ровно пятьдесят пять километров и не менее трех часов пути. Потому что асфальт, в который два года назад поспешно "закатали" трассу - дождливой и холодной осенью - начисто смыло уже через месяц. А к началу весны дорожное полотно стало больше похоже на ребристую стиральную доску. Ахметьевск - это город ветров. Он расположен на мысе, вонзающимся в холодное море и, соответственно, с трех сторон окружен водой. А потому, понятное дело, с моря, с трех сторон, его непрерывно обдувают ветры. Земля здесь глухая, а люди суровые. Когда-то население города составляло восемьдесят тысяч человек - теперь же едва наберется тридцать. Градообразующее предприятие - "Промрыба" - приказало долго жить и парни сегодня массово сбегают в областной центр, а самые отчаянные мчат прямо в столицу. Девчонкам проще: они выходят замуж за "перезрелых" иностранцев и упорхают за границу, в сытую и процветающую Европу. Те же из них, кто "лицом не вышел", чаще всего выходят на трассу или становятся многодетными матерями-одиночками, регулярно меняя сожителей и бесперебойно "поставляя" обществу одного за другим будущих люмпенов. И без зазрения совести пропивают их детские пособия до тех пор, пока "сердобольное" государство не лишает их материнских прав. Центр города - площадь Ленина - единственное место, которое ворчливые дворники добросовестно метут с шести утра, как "в эпоху развитого социализма". Здесь расположены: кинотеатр "Аврора" (закрыт); Дом детского творчества (закрыт); Дворец бракосочетания (закрыт); Музей Великой Отечественной войны (седьмой год на ремонте); мэрия (функционирует). Сразу за "Авророй", метрах в тридцати от кинотеатра, расположено покосившееся двухэтажное здание городского отдела полиции. Седьмого декабря в 18:00 дежурным по горотделу заступил майор Наугольный Николай Иванович. Он заступал на дежурство регулярно, много лет подряд, через каждые два дня на третий. Соседи за глаза звали Наугольного не иначе, как "через день - на ремень". Двадцать шесть лет назад, будучи выпускником Высшей школы милиции, он, молоденький лейтенант, был направлен в провинциальный Ахметьевск для продолжения дальнейшей службы, где и началась его жизнь, состоящая из бесконечного числа нарядов под названием "через день на ремень". Он, как и все лейтенанты, мечтал о генеральских лампасах, служебном автомобиле и просторном министерском кабинете в центре столицы. Но жизнь "лихо крутанула штурвал", увы, не в ту сторону: Николай Наугольный дослужился лишь до майора и был вечным дежурным горотдела полиции в небольшом провинциальном городке...
... Седьмого декабря, с раннего утра ударил крепкий морозец, градусов эдак под двадцать, но благо в горотделе пару лет назад установили автономное отопление и всю зиму в помещении было очень тепло. Николай Иванович прибыл на дежурство за полчаса до развода, в 17:30, забежал с морозца в жарко натопленную дежурку, прикрыл веки и развел замерзшие губы в блаженной улыбке: "Красота-то какая! Лепота!". Капитан Егоров, которого Наугольный менял, поправил кобуру и махнул рукой: "Да ну ее, Иваныч, эту лепоту! Сегодня ночью так натопили - мочи нет! Ко сну все время клонит...". Приблизительно через час, около половины седьмого, дежурный по Ахметьевскому городскому отделу полиции майор Наугольный принял первый сигнал: на улице Чайковского пьяный мужчина избил жену и тестя черенком лопаты. Потом позвонили из 18-й железнодорожной школы: неизвестные пытались проникнуть в компьютерный класс и совершить кражу. Затем поступил звонок из Больницы моряков: пациенты отделения гастроэнтерологии чуть было не устроили поножовщину - не поделили бутылку "паленой" водки. И все. Городок словно уснул - ни одного звонка, ни одного проишествия. Гулкая тишина и теплые волны, исходившие от батарей парового отопления, вконец разморили майора. И когда часы на стене пробили полночь, Наугольный уже вовсю "клевал носом" и поддерживал пальцами слипавшиеся веки. Наконец он помотал головой, поднялся и обратился к помощнику, лейтенанту Шишкину:
- Саня, сваргань кофейку, пожалуйста... И приоткрой форточку - дышать уже нечем...
В этот момент в стеклянную дверь горотдела затарабанили. Все присутствующие, как по команде обернулись. За дверью стоял беззубый, опухший, бородатый бомж с голым торсом. Худым коленом, видневшимся сквозь дырявые брюки, он беспрерывно молотил в стекло. В руках мужик держал грязную, латанную-перелатанную телогрейку:
- М-м-м... Братцы, помогите! М-м-м... Спасите, братцы! - мычал он, что есть мочи, изрыгая изо рта огромные клубы пара.
Старший лейтенант Вера Снитко - из опергруппы - кинулась отворять:
- Господи, Боже мой! На улице минус двадцать два! Он что, с ума сошел?!
Майор Наугольный поморщился:
- А-а-а! Это Воропаев, местный бомж. Совсем "оборзели" эти бродяги. Скотина! Животное! Ну что, не подох еще?
Шишкин взял со стола резиновую дубинку и криво усмехнулся:
- Грязная тварь! Свинья! Сейчас я ему почки-то вмиг "отогрею"!
Как только дверь в горотдел распахнулась, бомж, едва не сбив с ног Веру Снитко, ввалился в помещение, бережно опустил на стол свою вонючую телогрейку, а сам, подскочив к батарее, рухнул на пол, прижался к горячим чугунным секциям спиной и прикрыл веки. Его покрасневшее от мороза, худое, давно не мытое тело била крупная дрожь. От такой наглости у всех глаза полезли на лоб, а Шишкин шагнул к бомжу, коротко замахнулся и огрел его дубинкой:
- Ах ты собака безродная! Нюх потерял, да?! Гостиницу нашел?! А ну-ка быстро поднялся, взял со стола свой сэконд хенд и пошел вон отсюда!... Ты что, глухой? Я сказал - быстро! Иначе я сам сейчас выброшу и тебя, и твой ватный "смокинг" на улицу!
Бомж, не открывая глаз, замотал головой:
- Ввы что?! Нне троньте телоггрейку! Рребенок там, пониммаете?... Рребенок... Вврача ему надо... Ссрочно... - бедняга очень замерз и отчаянно заикался. Все присутствующие переглянулись и в одно мгновенье сгрудились у стола. Вера, брезгливо сморщившись, наклонилась и распахнула полы телогрейки. Внутри лежал младенец, завернутый в легкое, демисезонное одеяльце. Старший лейтенант ахнула:
- Боже мой!... Да ему же неделя от роду, не больше! - она схватила со стола телефонную трубку и набрала "неотложку":
- Алло! Скорая? Горотдел полиции беспокоит, старший лейтенант Снитко! Да... Срочно пришлите педиатра... Нету? Только терапевты? Ну, давайте терапевта! Не знаю пока... Сейчас будем разбираться! Все...
Майор Наугольный подошел к бомжу и, опустившись на корточки, тронул его за плечо:
- Эй, Воропаев, откуда ребенок? Чей?
Бомж, не открывая глаз, почесал бороду, растер посиневшие губы и заговорил:
- Не знаю... Намылился я тут "в разведку", в мусорных баках "пошерудить"... Ну, бутылки поискать или пожевать чего... Подхожу, а оно пищит!.. Думал кошка... Заглянул в бак, а там ребенок... Ну, я его достал, телогрейку снял, мальца завернул - и бегом к вам.
- Где баки расположены? Адрес?
- А рядом с теплотрассой... Прямо за зданием Горгаза...
Майор поднялся:
- Как за зданием Горгаза?! Это на Расула Гамзатова, что ли?!
- Ну да...
Наугольный пожал плечами:
- Ё-маё! Так это же...
Его опередил лейтенант Шишкин:
- Так это же километра два отсюда! Воропаев, как же ты дошел, голый-то? На улице такой морозище!
Бомж медленно открыл глаза и широко улыбнулся беззубым ртом:
- А что было делать, гражданин начальник? До больницы час ходьбы - точно бы не дошел, замерз. А до "ментовки" - ну, до вас, значит, минут двадцать ходу, не больше. Уверен был, что дойду, что силёнок хватит. И хватило. Ребенок жив - и слава Богу...
Минут через пять прибыла "неотложка" и врач вместе с фельдшером начали обследовать младенца. Он, на удивление всем, не плакал, и лишь изредка издавал тихие звуки, похожие на мяуканье котенка. Доктор, грузный мужчина лет пятидесяти, негромко обронил: "В рубашке родился малец. Богатырь! Ну и еще повезло, что мамаша его в бак совсем недавно определила - замерзнуть не успел!". Наугольный достал из платяного шкафа свою старую шинель и протянул ее бомжу:
- Держи, Воропаев, одень - согрейся...
Бомж, кряхтя, поднялся с пола, улыбаясь принял шинель и укутался в нее:
- Какой кайф! Спасибо, начальник...
- Сто пятьдесят хряпнешь? Для "сугреву"? - майор прищурился и хитрым взглядом впился в бомжа. Тот вновь улыбнулся, показав розовые десны:
- Странный вопрос, гражданин майор... В этом деле я, как пионер: всегда готов!
Наугольный подошел к врачу скорой помощи, протянул граненный стакан и шепнул на ушко: "Уважаемый Гиппократ, плесните-ка полстаканчика спирта, пожалуйста. Надо бы героя поощрить". "Гиппократ" понимающе кивнул, достал из своего тяжелого, белого саквояжа пузатый поллитровый бутылёк, налил из него ровно полстакана спирта и потом долил из пластиковой бутылочки дистиллированной воды. Майор аккуратно протянул бомжу, наполненный до краев стакан:
- Держи! Не пей пока, погоди, сейчас загрызть что-нибудь дам...
Но бомж жадно облизал губы и, не сводя глаз со стакана, глухо произнес:
- Да не надо закуски, начальник, не беспокойтесь. Мы - люди привыкшие! - он бережно поднес стакан ко рту, но вдруг остановился:
- Доктор, а точно пацан?
Врач улыбнулся:
- Точнее не бывает - мальчик. Глянь, какой "аппарат" у него между ног - то, что надо! И слава Богу - здоров. Вовремя ты его нашел, мужик. Молодец! Давай-ка, пей, я и тебя послушаю, нет ли хрипов в легких? Но то, что кашель отсутствует - уже удача. Повезло тебе, гражданин "спаситель".
Бомж довольно крякнул и подмигнул:
- Да что со мной сделается? Мы еще и не такое проходили!... Пацан, говорите? Пацан - это хорошо... С девчонками мороки больше... Ну, здоровья тебе, малыш, расти, как говорится, большой и толстый! - он залпом опрокинул в себя стакан со спиртом и шумно выдохнул: "Фффу! Хорошо пошло! День сегодня такой фартовый, гражданин начальник! Можно я присяду?". Майор Наугольный показал глазами на старый полумягкий стул, стоявший в углу дежурки, а сам обратился к Шишкину: "Саша, начинай составлять протокол.". Бомж прошел в угол, присел на краешек стула и голодным взглядом впился в руки "гражданина начальника", который сыпанул две ложки растворимого кофе в огромную красную чашку, опустил туда четыре кубика сахара, достал из пластикового пакета бутерброды с колбасой, выбрал самый крупный из них и подошел к "спасителю": "Держи, уважаемый. Подкрепись.". Бомж принял чашку с горячим кофе, деликатно взял смуглой, давно не мытой рукой бутерброд с колбасой, поднес его к носу и втянул ноздрями запах копченостей:
- Вот это аромат! "Шанель № 5" просто отдыхает! Колбаска - что надо! - и впился в нее своими беззубыми деснами. Врач звонко щелкнул замками белого саквояжа:
- Все, товарищ майор, мы закончили. Младенца сейчас доставим в приют, на Менделеева. Пришлете утром следователя туда.
Бомж, вдруг подскочил, не пережевав, проглотил огромный кусок бутерброда и затараторил:
- Доктор! А если я приду в приют пацана проведать, меня к малому допустят? У меня ведь паспорта нету - что мне там говорить? Что я его из бака вытащил? А что ему можно принести? Молока? Смеси? Одежду какую?
Врач, приоткрыл входную дверь, пропустил вперед фельдшера с младенцем на руках, а сам повернулся к бомжу:
- А зачем тебе это, мужик?
Тот возмущенно вскинул брови:
- Как это - зачем? Ну как это - зачем?! Бутылок насобираю, сдам и приду проведать. И потом еще буду приходить... У него же никого нет - кто к нему придет? Кто проведает? Один он теперь на всем белом свете. А одному знаете, как плохо! Не знаете... - у бомжа дрогнули губы и повлажнели глаза. Врач с интересом уставился на него:
- Да не надо ему ничего... В приюте все есть: и молоко, и смеси, и одежда. Да и мамашу его, я думаю, полиция непременно найдет. А не найдет - так добрые люди усыновят... А ты, бомж, мужик интересный, и правда - фартовый. Вот окружающие наверное думали, что ты Никто и звать тебя Никак. И что не живешь ты на белом свете, а просто коптишь небо. А ведь ты сегодня койко-место себе обеспечил. Знаешь где? В раю! Ну, бывай, старина! - он открыл дверь и шагнул в студеную темноту ночи.
Бомж по фамилии Воропаев доел бутерброд, допил кофе и поставил пустую чашку на стол:
- Ну, благодарю за угощение, гражданин начальник, пойду я... - он стянул с плеч шинель, перекинул ее через спинку стула, а сам облачился в свою поношенную телогрейку. Майор подошел к нему вплотную и стиснул пальцами плечо:
- Тебя как зовут, Воропаев? Если я не ошибаюсь - Владимиром?
- Не ошибаетесь, гражданин начальник. Владимиром Николаевичем.
- Послушай Володя, я снова заступаю на дежурство одиннадцатого числа. Ты забеги часам к восьми вечера - я тебе одежду нормальную принесу, обувь. А после Нового года паспорт тебе попробуем восстановить. И, если повезет, в общежитие Камнеобрабатывающего завода пристроить. Договорились?
- Спасибо вам, гражданин майор, но не стоит беспокоиться - у вас и без меня дел хватает. Да и зачем бомжу койко-место в общежитии, если, как сказал доктор, оно мне уже в раю гарантировано?
- Володя, ты все-таки одиннадцатого зайди! И вот еще что... - Наугольный вынул из кармана бумажник, извлек из него несколько купюр и протянул Воропаеву:
- Купишь еды, сигарет и безопасную бритву - побрейся, приведи лицо в порядок. И очень прошу тебя, не покупай водку!
Воропаев поджал губы и отрицательно мотнул головой:
- Не, начальник, денег не возьму. Все равно не выдержу, куплю "пузырь" и "забухаю". И значит вас обману. А обманывать сегодня никого не хочу: грех сегодня обманывать. День-то какой сегодня, гражданин начальник! Святой, можно сказать, день: душу человеческую спасли от погибели... Ну а мамку-то пацана вы найдите, гражданин начальник. Уж постарайтесь, ладно? Ну все, пошел я... Счастливо оставаться!
Наугольный протянул ладонь на прощание:
- Ну, как знаешь, Володя. Спасибо тебе. Давай! - но Воропаев завел руку за спину:
- Извините, рука у меня грязная.
- Не переживай, Владимир Николаевич... Она не грязнее моей... - и они стиснули друг другу ладони.
Воропаев вышел на улицу, приподнял воротник телогрейки и, втянув голову в плечи, засеменил по еле освещенной дороге в сторону своей "родной" теплотрассы. Через минуту его сгорбленная фигура растворилась в непроницаемой темноте, но майор Наугольный все стоял и стоял у стеклянной двери, буравя взглядом холодную мглу декабрьской ночи. Была мертвая тишина. Наконец ее прервала Вера Снитко:
- Товарищ майор, вам плохо?
Не оборачиваясь, после некоторой паузы, Наугольный ответил ей глухим голосом:
- Нет, Верочка, все в порядке... Только... Только видишь, как мы с ним... И животным обозвали, и свиньей, и собакой безродной. А он видела, какой?... Бомж вроде, а человека в себе сохранил... И ведь именно такие, как Воропаев в войну ложились грудью на немецкие дзоты.
Снитко удивленно пожала плечами:
- Товарищ майор, а причем здесь немецкие дзоты?
Майор махнул рукой:
- Да это я так...
Он вдруг резко повернулся, подошел к вешалке и снял с нее свой полушубок, шапку и кашне:
- Ребята, мне надо побыть одному. Я быстро, минут десять поброжу и вернусь. Шишкин, остаешься за меня.
...Через три минуты майор Николай Иванович Наугольный, дежурный по Ахметьевскому горотделу полиции, стоял на площади имени Ленина. Была глубокая зимняя ночь, было минус тридцать и с моря дул холодный, пронизывающий ветер. Но майор совершенно не чувствовал стужи. Здесь, на главной площади города, в самом сердце Ахметьевска были расположены: кинотеатр "Аврора" (закрыт); Дом детского творчества (закрыт); Дворец бракосочетания (закрыт); Музей Великой Отечественной войны (седьмой год на ремонте); мэрия (функционирует). Майор прикрыл веки и еще раз прокрутил в голове события этой ночи. Он давно не чувствовал себя таким счастливым. Потому что подкидыш в эти мгновения, сытый и согретый, сладко сопел в детской кроватке городского Дома малютки. И ведь если бы не обыкновенный "опустившийся" городской бомж, закоченевший труп мальчика обнаружили бы ранним утром вездесущие дворники... А город мирно спал. И то, что произошло этой ночью, его жители узнают только послезавтра утром, со страниц главной газеты Ахметьевска "Репортаж". Наугольный глубоко вздохнул и быстрым шагом направился обратно в горотдел. А с высоты пятиметрового гранитного постамента, сурово сдвинув бронзовые брови, зорко смотрел ему вслед вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин...
Артур Балаев, лауреат Международной литературной премии "За мир и гуманизм"