Хоккей был главнее. 100 лет Анатолию Сеглину

Анатолий Сеглин, «дядя Толя» или просто Папа, прожил в спорте не одну, не две, а несколько разных жизней в трех игровых видах спорта, но больше всего, конечно, в хоккее. Историй от Сеглина и о Сеглине много, не всем можно до конца верить, что ничуть не умаляет его уникальную во всех отношениях личность и такую же уникальную, полную приключений жизнь.

Точнее всего натуру Анатолия Владимировича определил журналист и писатель Всеволод Кукушкин – «Сеглин – это благородный авантюрист». Определение относится к тому периоду жизни Сеглина, когда он был техническим директором (слово «менеджер» тогда не употреблялось), или же просто администратором сборной СССР по хоккею. На этой должности не авантюрист не продержался бы и полугода, а Анатолий Владимирович не держался, а царил. Кому интересно – найдите в интернете байки от Сеглина в двух-трех интервью – читаются они как авантюрный роман, с подробностями того, как его дважды делали невыездным, как не без его участия пришлось завершить судейскую карьеру непосредственно на чемпионате мира-1970 в Стокгольме, как ему помогали в экстремальным ситуациях большие люди, и как он сам всем помогал, кто и за что подарил ему «Вольво» – да всего не перечислишь.

Моя задача скромнее – дать моментальный портрет человека во времени. К Сеглиным на их знаменитую (и очень скромную по нынешним понятиям) дачу я приезжал трижды,. Мне не хочется ничего не прибавлять, ни убавлять из тех заметок про человека, который начинал свою жизнь в спорте и в «Спартаке» еще до Великой Отечественной, который был прекрасным игроком в хоккей с мячом, сильным футболистом, практически непроходимым защитником в хоккее с шайбой (потому что слыл едва ли не главным грубияном, не давал спуску никому, даже самому Всеволоду Боброву), который знал всех великих, со многими дружил, и которого знали тоже все. Да, еще он был первым в СССР, кто стал хоккейным арбитром международной категории, пять лет судил на чемпионатах мира и Олимпийских играх, и вообще жил широко и ярко.

Таким и запомнился. Заметки – из того времени, когда Анатолий Владимирович был еще жив.

…Сеглиных в хоккейном мире знают все. Для элиты отечественного хоккея на протяжении многих лет Анатолий Владимирович был «Папа», а Нина Алексеевна, естественно – «Мама». Кто-то до сих пор их так и называет.

В первый раз пришел сюда по весенней распутице, строго следуя координатам патриарха знаменитой Тарасовки: «Налево от станции, вдоль улицы, потом направо – тут и дом увидишь».

Дом был тихий и ожидающий. Не скрипели половицы, не слышны были голоса. И только, когда откуда-то из глубин раздалось раскатистое: «Чего застрял, проходи!», вздохнул с облегчением.

Сеглин сидел за обеденным столом, который показался мне огромным. «Раньше он редко пустовал, да и сейчас, бывает, шумим. Конечно не так, как в былые годы, однако же...».

Дом, конечно, легендарный. Он чуть-чуть моложе совместной жизни хозяев. Участок в Тарасовке Толя Сеглин получил аж в 1950-м году – в качестве приза за третью победу «Спартака» в Кубке СССР. Естественно, по футболу – за хоккей тогда подарков еще не давали. Карьера Сеглина-игрока завершилась, страшное дело, в середине 50-х годов прошлого века.. Но карьера Сеглина-тренера и Сеглина-функционера тогда только начиналась, а карьеры судьи еще и на горизонте не было.

Среди уникальной домашней коллекции хоккейной атрибутики я безуспешно пытался отыскать старую клюшку. Ту самую, из первых.

– И не ищите – первых клюшек ни у кого нет. Ну кому в голову могла прийти такая дурацкая мысль, что наш примитивнейший инвентарь может стать музейным экспонатом? Было дело – долго лежали где-то на антресолях щитки, вырезанные из валенок (надежнее «полуфабриката» не было) – но терпение жены в конце концов иссякло, и «экспонат» отправился по назначению на свалку. Более или менее нормальный инвентарь, который начал появляться еще в 50-х (а я уже тогда был мужичком хозяйственным и старался добывать все новое) у меня тоже не залеживался – когда заканчивал игровую карьеру, все раздал. Так что в моем домашнем музее – в основном то, что относится к более позднему времени. Клюшки, естественно – на самом почетном месте. Хотя в должности «завхоза» я на них как на реликвии, естественно, не смотрел. Это сейчас мои клюшки – бесценный исторический экспонат. Ими играли все наши великие мастера.

Еще в начале 46-го о хоккее с шайбой мы не имели ни малейшего понятия. Материальным доказательством существования канадского хоккея были разве что клюшки и шайбы, оставшиеся от первого и последнего визита немецкой рабочей команды «Фихте» в 1932-м году. Как они сохранились в годы войны, до сих пор не понимаю. Люди, сберегшие инвентарь, памятника достойны. Не будь того золотого запаса – вряд ли точкой отсчета стал бы 1946-й послевоенный год.

«Наверху» знали, что хоккей с шайбой является олимпийским видом спорта, что каждый год проводятся мировые чемпионаты. По сравнению с бенди, в который играли гораздо меньше стран, здесь просматривались новые перспективы. Да, мы еще были отделены от остального мира, но не могло же это продолжаться вечно? Можно сказать, что советское спортивное руководство смотрело дальше, чем руководство политическое. Хотя вот Климент Ефремович Ворошилов, надо сказать, внес весомый вклад, замолвив за канадский хоккей словечко: наша, мол, игра.

Все на скорую нитку. «В русский хоккей играешь? – спросил наш спартаковский тренер Александр Иванович Игумнов. – Значит, и в канадский играть будешь!». Так все спонтанно и происходило. Собрались, покатали шайбу – вроде ничего, получается. Народ любопытствующий подтянулся, Сергей Александрович Савин из Спорткомитета в Латвию съездил, откуда привез правила игры. Осенью определились со структурой чемпионата – и вперед!

Одевались кто во что горазд. Шаровары, свитера – из русского хоккея (как и коньки, естественно, потому что других не было). На голове – у кого кепка, у кого шапочка, у кого просто шапка. Наколенники и налокотники – сверху. Кто-то и вовсе без всякого защитного снаряжения выходил. Был такой в «Крыльях Советов» Горохов – отчаянной смелости человек, он вообще по сути «голый» играл. Вратари – на тех вообще без слез нельзя смотреть было.

Каждый изощрялся, как мог. Что-то из Прибалтики привозили (у них же хоккей с шайбой еще до войны существовал, в чемпионатах мира даже участвовали), в Москве на фабрике спортинвентаря пробовали изготовлять, в других городах тоже клюшки чуть ли не на оборонном производстве кустарным способом делали. Не клюшки – бревна. Тяжелые, неудобные – ужас просто.

Что любопытно – быстрее всех приспосабливались к новому инвентарю теннисисты – Ваня Новиков, Зденек Зикмунд. Они с ракетками имели дело, это был их рабочий инструмент – и клюшки быстро научились обтачивать так, как им нужно было, и владели ими по тем временам здорово. На фабрике, кстати, клюшки делали мастера по изготовлению теннисных ракеток. Но поначалу фабричных комплектов ни у кого не было вообще. Так, отдельные элементы. Щитки шили в основном из валенок. Налокотники брали у велосипедистов, шлемы – у боксеров и тех же велосипедистов, но это уже позже.

Каждый хоккеист был «сам себе завхоз», не исключая великих. Я раньше многих начал экипировкой заниматься, но не для себя же старался. Для себя, впрочем, тоже, но и о других не забывал. И все на благо хоккея шло. Сам ездил по фабрикам с примитивными эскизами, вместе с мастерами чего-то там придумывали и изобретали, распарывали драгоценный инвентарь, чтобы понять, как все устроено. Но до настоящих коньков и настоящих комплектов было еще ох как далеко.

Вот с трусами проблема возникла, когда шаровары надо было уже заменять. Идею взял у нашего спартаковского футбольного вратаря, моего товарища по команде Анатолия Акимова. У него вратарские трусы были «усилены» и простеганы с боков – чтобы бедро было защищено при прыжках и падениях. Я думал-думал, а Акимов говорит: «Да чего проще, Толик – бери телогрейку, отрезай рукав, и пришивай к трусам!». Вот с чего и начались хоккейные трусы – с телогрейки.

Телогрейка как российская национальная экипировка (по-моему, ни у кого в мире такой универсальной одежды нет), которая незаменима и на даче, и на лесоповале, сгодилась и в российском хоккее. Вратарей она буквально спасла. Они же совсем беззащитные стали, когда шайба стала и по воздуху летать – и от матча к матчу быстрее и сильнее. Живого места на теле голкиперов не оставалось. И именно на телогрейку стали нашивать всякие защитные элементы, придающие жесткость. Но труднее всего было с перчатками. Никак не удавалось обычные превратить в некое подобие фирменных – набитая кожа, пришиваемая сверху, никак не держалась, внутренняя поверхность стиралась очень быстро. И, собственно говоря, перчатки до появления фабричных так и не удалось довести до ума.

…А народ сразу повалил валом. И в Москве, и в других городах, где начинали чемпионат. На ровном практически месте 12 команд заявилось! Мы в подгруппах вначале играли, в разных городах. После такую систему не применяли, но традицию проводить предсезонные сборы в Свердловске или Челябинске, куда зима приходит быстрее, сохранили. Приезжаем, и первый вопрос – «что привезли?». Уезжаем – «ну хоть еще пару клюшек оставьте!».

Финальную часть первого чемпионата СССР проводили уже в Москве. Мы здорово смотрелись – «Спартак» по разу у будущего чемпиона «Динамо» и уже тогда могучего ЦДКА выиграл. В последнем матче достаточно было вничью с динамовцами сыграть – но уступили. А «Динамо» победило ЦДКА и вошло в историю как первый чемпион.

Ну, армейских ребят и заело. А так как у них были великий организатор Анатолий Тарасов и великий хоккеист Всеволод Бобров, то, когда все более или менее утряслось, они и начали задавать тон.

«Утряслось» уже после приезда чехословацкой команды ЛТЦ, в конце второго сезона. До этого исторического визита мы ведь толком и поднимать шайбу не умели. По низу играли, даже не представляя, что такое кистевой бросок, тем более щелчок.

Я точно был одним из первых, кто научился поднимать шайбу. Как-то в товарищеском матче ленинградцам чуть ли не с центра площадки штук шесть верхом забросил – вратарь и защитники только успевали уворачиваться.

Так вот о чехословаках. Это была революция – когда приехали братья Забродские с компанией. Между прочим, накануне они стали серебряными призерами Олимпийских игр в Санкт-Морице. Для нас чехословацкие хоккеисты были люди с другой планеты.

Но ничего, не инопланетянами оказались. В закрытых (или, как их тогда назвали, тренировочных) матчах потрепали нас слегка, а уже в официальных, проходивших при зрителях, очки мы поделили – победа, ничья и поражение.

До того хотелось все быстрее понять, что при первой возможности в раздевалку к ним проник – после матча, когда все уже ушли. Всю экипировку, от шнурков до налокотников, изучал самым внимательным образом. Понимал, что, если сами делать не будем – не скоро догоним ведущие хоккейные страны. Ну, они, конечно, тоже все понимали, секретов не таили. Подарили мне наплечники и щитки – я в них играл, пока не стер.

Мы и так люди гостеприимные, а тут вовсе особый случай – на банкетах наливали нашим учителям по полному стакану, от всей русской души. И ребята много чего нам оставили после завершения серии. С этого и началось, пожалуй, новое отношение к снаряжению. Уж больно наглядно было продемонстрировано, насколько мы в этом плане отстаем. Только ближе к выходу на международную арену в 1954-м стали выглядели более или менее пристойно. Но еще далеко не идеально.

За неделю мы проходили больше, чем другие проходят за год, схватывали все на лету, больше того – у нас уже можно было кое-чему поучиться. Но в основном учились, конечно, мы. Вот, к примеру, вбрасывание. Мы пока головами вертим, а шайба уже в наших воротах. Один выигрывает вбрасывание, второй подхватывает, третий ждет паса на убойной позиции. И выгребай! Ни мы, защитники, ни вратари не готовы были к такому стремительному развитию событий. Но после первого же матча скорректировали свои действия, и сами стали стараться делать то же самое.

И сейчас вбрасывание – не сильнейший наш элемент (как в футболе игра головой). Не лег на душу, что называется. Но тогда уже обнаруживались сильные наши стороны – и катание, и скорость, и зачатки комбинационного стиля, и многое другое. И потом – у нас был Бобров.

Видя, как действуют чехословацкие хоккеисты на вбрасывании, Всеволод так сказал: «Главное – мне успейте передать, а со своим защитником я всегда справлюсь». Он вообще вышел на лед – и как будто всю жизнь в хоккей с шайбой играл. Ох, и тяжело было против него... И бился с Бобровым, и дружил – мы вообще все жили дружно. Хоть и были непримиримыми соперниками.

Тот хоккейный сезон был у меня, наверное, лучшим. «Спартак» занял второе место в чемпионате, только ЦДКА и рижанам по разу уступили. Ну и в сборной Москвы (которая по сути была сборной СССР) в матчах против ЛТЦ не потерялся. Потом у «Спартака», не обладавшего армейским и динамовским ресурсом (еще и «Крылья Советов» подтянулись) дела похуже пошли – и вообще по части «профессионализации» наш хоккей после визита ЛТЦ резко пошел вверх. Если бы не авиакатастрофа, в которой погибла команда ВВС в начале 1950-го – может, и раньше бы на международную арену вышли бы.

Хоккей с шайбой в моей жизни в целом больше значит, чем футбол или хоккей с мячом (в «мяч» я, конечно, тоже играл – мы практически все вышли из русского хоккея). Был среди первопроходцев, бронзовым и серебряным призером чемпионата СССР, входил в сборную и играл с большими мастерами, работал главным тренером и начальником своего любимого и единственного «Спартака» (в разные времена),   много лет судил чемпионаты мира и Европы, объездил весь мир как администратор непобедимой сборной СССР, дружил со всей хоккейной элитой. Как игрок за годы футбольной карьеры добился, может быть, не меньшего – три Кубка СССР говорят сами за себя, и это в конкуренции с великими динамовской и армейской командами. Играл с выдающимися мастерами – Василием Соколовым, Анатолием Акимовым, Николаем Дементьевым, и многими другими замечательными футболистами. Защитником Сеглин был не из последних – самого Пономарева закрывал, Василия Трофимова, которого до сих пор многие считают лучшим правым крайним в истории отечественного футбола. Место свое передал Николаю Тищенко – да-да, тому самому, кто со сломанной ключицей помог Олимпиаду в Мельбурне выиграть.

Но звание заслуженного мастера спорта получил за хоккей. Так что судите сами. «Заслуженного» дали мне, кстати, уже после завершения карьеры. Так сказать, по сумме достижений.

Почему так славно получилось с хоккеем – в двух словах не ответишь. Тут, конечно, комплекс причин. Можно сказать, что в этом нечастом случае совпали желания власти и народа. Хоккей стал своего рода отдушиной в жизни, не очень балующей праздниками. Народ ведь не обманешь – он сразу почувствовал, что игра эта – настоящая и что здесь мы сможем добиться многого. И мы от этого получали громадную подпитку – попробуй играть спустя рукава при тридцати-то тысячах на Восточной трибуне динамовского стадиона!

Зимы были страшно холодные. Но ничего народ не останавливало. Вообще такой тяги к спорту, как тогда, больше и не было. К тому же и подогреться не возбранялось – нам, понятное дело, не до подогрева было, нас сама игра согревала, а вот у болельщиков «с собой было». При этом никаких пьяных инцидентов, естественно, не наблюдалось. Главным был сам хоккей. Он того стоил.

Две истории от Сеглина

История судейская

Мой международный судейский дебют проходил в Швеции. И президент Международной федерации хоккея Джон Ахерн, несмотря на наши дружеские отношения (икра и водка для него у меня всегда с собой были), сказал: не выучу для начала хотя бы английские числительные – не допустят к судейству. На всю подготовку – сутки.

Учить меня взялись финн Йозеф Кампалла и польский арбитр, не припомню с ходу фамилии. Идем на завтрак – они пишут на бумажке, что я должен сказать и как сделать заказ. Сами не помогают – выбирайся, как можешь. Но самое главное – числительные. Мне же номер игрока надо быстро назвать, и на сколько минут удален. Тут они меня вообще нещадно тренировали. Ну и ничего, нужда заставила – выучил. Ахерн на следующий день послушал – все, говорит, можешь выходить на площадку, будешь судить.

…Назначают на дневной матч Швеция – Канада. Иду утром размяться, а сзади меня кто-то за плечо останавливает. Оглядываюсь – швед Дальберг (очень хороший судья, сам играл немного в хоккей, еще и футбол судил). Он вечером – главный на матче СССР – Чехословакия. Подмигивает – «Анатолий, зеро – зеро?». «Гут», – отвечаю. Понятно – если шведы выигрывают, то от вечернего матча уже ничего не зависит, мы – чемпионы. Канадцы, естественно, проиграли. Но никаких претензий ко мне не было – за исключением того, что по приезду сборной СССР в Канаду на товарищеские матчи зрители устроили мне обструкцию, даже галошами лед забросали (одна где-то на чердаке до сих пор валяется). Не хотели, чтобы я судил игру, но Тарасов настоял – если Сеглина «отставят», то и команда играть не будет. Вышел, отсудил.

По большому счету, той нашей сборной помогать не надо было, сами такие красавцы, что с кем угодно могли разобраться. Просто турнирные расклады иногда получались сложные, требовавшие… я бы сказал так – некоторой подстраховки. А кому еще подстраховывать, как не нашим судьям, и мне, в частности?

Конечно, каждый своей репутацией дорожил. «Убивать» конкурентов, пусть и косвенно, никто себе позволить не мог, ни при каких обстоятельствах. Некий «баланс интересов» существовал, и нарушить его означало распрощаться с судейской карьерой. Без всяких просмотров – как под микроскопом находишься, за тобой во все глаза следят.

Да, об интересах нашей сборной – помнишь. Но конкуренты тоже не дремлют: «Не забудьте, где на будущий год чемпионат мира. Еще подумаем, приглашать или нет». И вот с одной стороны Тарасов с Чернышевым и сборная СССР, с другой – собственная честь, с третьей – будущие хозяева чемпионата мира, с четвертой – судейский комитет. И судить надо честно, и результат получить нужный, и обид избежать.

Сужу товарищеский матч с канадцами. Они ведут, у наших ничего не клеится. Аркадий Иванович Чернышев, прекрасный тренер, интеллигент, просто хороший человек, кричит: «Все, Анатолий, больше с нами ездить не будешь!». Подразумевая, что плохо помогаю. А бывает, что помогай-не помогай – все едино. Но сравняли тогда счет, слава богу, и Чернышев сменил гнев на милость. Случай для него нетипичный, но понятно, как мне порой туго приходилось.

Судья многое может, но это профессия невероятно зависимая. Естественно, у тренеров своя правота… даже тогда, когда они не правы.

История от «завхоза»

Николай Николаевич Озеров то ли в шутку, то ли всерьез назвал меня как-то «директором команды». Что не особенно далеко от истины.

Не забывайте, какие это годы были и в какой мы жили стране. Ни о каких официальных рекламных контрактах и речи не могло быть. Мы же советские люди, «у нас все есть». Ну, зарубежные фирмачи все прекрасно понимали. Им хватало и того, что наши ребята в коньках их фирмы играют – кто надо, тот поймет.

Тут шла игра тонкая, целый детектив разворачивался. Надо было сделать так, чтобы все стороны остались довольны и никто не «стукнул» куда следует. Высокие технологии – это западные фирмы, за контакты с которыми могли, между прочим, и посадить запросто.

Приходят из «Бауэра» – хорошо, играем в «Бауэре». Пишу, сколько надо. Ну, хорошо, играем клюшками KOHO. Тоже обозначаем количество. «Но под это дело нам нужно добавить 35 кожаных курток, столько же костюмов, рубашек и галстуков». В тетрадь для указания размеров не заглядывал – что я, не знаю параметров Михайлова. Петрова, Харламова и размеров «высокого руководства»? Да хоть сейчас с ходу продиктую!

Без водки и икры нигде за границей не обходилось. Куда бы ни приехали, все уже знают: сегодня вечером у Сеглина «банкет». С фирмачами обычно договаривался в Нью-Йорке, в знаменитой гостинице «Четыре сезона», где мы часто останавливались. Хулиганил, конечно – в смысле «раскрутки» западных фирм. Случалось, они и деньги приносили – негласные «призовые» за рекламный «контракт». Я не возражал. Только у меня такое правило было: приглашаю сразу Валеру Васильева как капитана, переводчика, врача и гэбэшника. Чтобы при них все было. Сосчитали, раздали – все довольны. Небольшие деньги, но все подспорье. Командировочные – один смех. Три с половиной доллара в день! Да что суточные… Зарплата порядка трехсот рублей, за победу на чемпионате мира – максимум 300 долларов. Не получали наши великие того, чего заслуживали.

Хоккей наш держался на людях и на системе. Больше, конечно, на людях.

Досье

Анатолий Владимирович СЕГЛИН. 18.08.1922, Москва – 10.03.2009, Москва.
Футболист и хоккеист, тренер, арбитр, спортивный функционер. Заслуженный мастер спорта (1992), судья международной категории. Награжден медалью «За заслуги перед Отечеством» второй степени. В Зале славы отечественного хоккея – с 2004-го года.
Карьера игрока: 1939-1941 – «Локомотив» КФК, 1941 – «Спартак» (Москва) КФК, 1942-1952 – «Спартак» (Москва) – футбол. 1945-1946 – «Спартак», хоккей с мячом. 1946-1953 – «Спартак», хоккей с шайбой, 1953-1954 - ДК им. Карла Маркса (Электросталь) .
В чемпионатах страны по футболу – 83 матча. В чемпионатах страны по хоккею – 110 матчей, 37 заброшенных шайб. Провел 5 матчей за сборную СССР.
Достижения: Обладатель Кубка СССР 1946, 1947, 1950 (футбол). Серебряный призер чемпионата СССР 1948, бронзовый призер 1947 (хоккей с шайбой).
Карьера тренера, арбитра и функционера: 1954-1955 – «Химик» (Эдектросталь), играющий тренер, 1956-1958 – «Спартак», старший тренер, 1961 – «Труд» (Горенки), 1962-1963 – «Стрела» (Москва), 1970-1972 – «Спартак» (начальник команды).
60-е годы – хоккейный арбитр, судья международной категории. Сотрудник Спорткомитета СССР. 70-80-е годы – технический директор сборной СССР.
Достижения: 7 раз был включен в десятку лучших хоккейных судей СССР. С 1965 по 1970 судил на всех главных международных хоккейных соревнованиях, включая Олимпийские игры и чемпионаты мира.